Я вас слушаю.
Я почел своей обязанностью явиться к вам. Мне надо сделать вам некое предупреждение.
Приблизьтесь, приблизьтесь. Цып-цып-цып.
Но вы не одни… Это собрание…
Не обращайте внимания… Это так — мираж, фигуранты, ничто. Наконец, я сам это намалевал. Скверная картина — но безвредная.
Не обманывайте меня. Вон тому господину я продал в прошлом году охотничье ружье.
Это вам кажется. Поверьте нам! Мы знаем лучше. Мой муж написал это в очень натуральных красках. Мы одни. Можете говорить спокойно.
В таком случае позвольте вам сообщить… Только что узнав, кто вернулся, я с тревогой припомнил, что нынче в полдень у меня купили пистолет системы "браунинг".
Средний занавес поднимается, голос чтицы громко заканчивает: "…и тогда лебедь воскрес". Ревшин откупоривает шампанское. Впрочем, шум оживления сразу пресекается.
Барбашин купил?
Нет, покупатель был господин Аршинский. Но я вижу, вы понимаете, кому предназначалось оружье.
Занавес
Действие третье
Опять мастерская. Мячи на картине дописаны. Любовь одна. Смотрит в окно. затем медленно заводит штору. На столике забытая Ревшиным с утра коробочка папирос. Закуривает. Садится. Мышь (иллюзия мыши), пользуясь тишиной, выходит из щели, и Любовь следит за ней с улыбкой; осторожно меняет положение тела, нагибаясь вперед, но вот — мышь укатилась. Слева входит Марфа.
Тут опять мышка.
А на кухне тараканы. Все одно к одному.
Что с вами?
Да что со мной может быть… Если вам больше сегодня ничего не нужно, Любовь Ивановна, я пойду.
Куда это вы собрались?
Переночую у брата, а завтра уж отпустите меня совсем на покой. Мне у вас оставаться страшно. Я старуха слабая, а у вас в доме нехорошо.
Ну, это вы недостаточно сочно сыграли. Я вам покажу, как надо. "Уж простите меня… Я старуха слабая, кволая… Боязно мне… Дурные тут ходют…". Вот так. Это, в общем, очень обыкновенная роль… По мне, можете убираться на все четыре стороны.
И уберусь, Любовь Ивановна, и уберусь. Мне с помешанными не житье.
А вам не кажется, что это большое свинство? Могли бы хоть эту ночь остаться.
Свинство? Свинств я навидалась вдосталь. Тут кавалер, там кавалер…
Совсем не так, совсем не так. Больше дрожи и негодования. Что-нибудь с "греховодницей".
Я вас боюсь, Любовь Ивановна. Вы бы доктора позвали.
Дохтура, дохтура, а не «доктора». Нет, я вами решительно недовольна. Хотела вам дать рекомендацию: годится для роли сварливой служанки, а теперь вижу, не могу дать.
И не нужно мне вашей рукомандации.
Ну, это немножко лучше… Но теперь — будет. Прощайте.
Убивцы ходют. Ночка недобрая.
Прощайте!
Ухожу, ухожу. А завтра вы мне заплатите за два последних месяца. (Уходит.)
Онегин, я тогда моложе… я лучше, кажется… Какая мерзкая старуха! Нет, вы видели что-нибудь подобное! Ах, какая…
Справа входит Трощейкин.
Люба, все кончено! Только что звонил Баумгартен: денег не будет.
Я прошу тебя… Не волнуйся все время так. Это напряжение невыносимо.
Через неделю обещает. Очень нужно! Для чего? На том свете на чаи раздавать?
Пожалуйста, Алеша… У меня голова трещит.
Да, но что делать? Что делать?
Сейчас половина девятого. Мы через час ляжем спать. Вот и все. Я так устала от сегодняшнего кавардака, что прямо зубы стучат.
Ну, это — извините. У меня будет еще один визит сегодня. Неужели ты думаешь, что я это так оставлю? Пока не буду уверен, что никто к нам ночью не ворвется, я спать не лягу — дудки.
А я лягу. И буду спать. Вот — буду.