Ты лучше подумай, с чего сегодня началось. Нет, Алеша, так дольше невозможно… Тебе все кажется, что время, как говорится, врачует, а я знаю, что это только паллиатив, если не шарлатанство. Я ничего не могу забыть, а ты ничего не хочешь вспомнить. Если я вижу игрушку и при этом поминаю моего маленького, тебе делается скучно, досадно, потому что ты условился сам с собой, что прошло три года и пора забыть. А может быть… Бог тебя знает, может быть, тебе и нечего забывать.
Глупости. Что ты, право… Главное, я ничего такого не сказал, а просто что нельзя жить долгами прошлого. Ничего в этом ни пошлого, ни обидного нет.
Все равно. Не будем больше говорить.
Пожалста…
Пауза.
(Он фиксирует эскиз из выдувного флакона, потом принимается за другое.) Нет, я тебя совершенно не понимаю. И ты себя не понимаешь. Дело не в этом, а в том, что мы разлагаемся в захолустной обстановке, как три сестры. Ничего, ничего… Все равно, через годик придется из города убираться, хочешь не хочешь. Не знаю, почему мой итальянец не отвечает…
Входит Антонина Павловна Опояшина, мать Любови, с пестрым мячом в руках. Это аккуратная, даже несколько чопорная женщина, с лорнетом, сладковато-рассеянная.
Здравствуйте, мои дорогие. Почему-то это попало ко мне. Спасибо, Алеша, за чудные цветочки.
(Он не поднимает головы от работы во всю эту сцену.) Поздравляю, поздравляю. Сюда: в угол.
Что-то ты рано встала. По-моему, еще нет девяти.
Что ж, рано родилась. Кофеек уже пили?
Уже. Может быть, по случаю счастливого пятидесятилетия ты тоже выпьешь?
Кстати, Антонина Павловна, вы знаете, кто еще, как вы, ест по утрам три пятых морковки?
Кто?
Не знаю, — я вас спрашиваю.
Алеша сегодня в милом, шутливом настроении. Что, мамочка, что ты хочешь до завтрака делать? Хочешь, пойдем погулять? К озеру? Или зверей посмотрим?
Каких зверей?
На пустыре цирк остановился.
И я бы пошел с вами. Люблю. Принесу домой какой-нибудь круп или старого клоуна в партикулярном платье.
Нет, я лучше утром поработаю. Верочка, должно быть, зайдет… Странно, что от Миши ничего не было… Слушайте, дети мои, я вчера вечером настрочила еще одну такую фантазию, — из цикла "Озаренные Озера"{2}.
А, чудно. Смотри, погода какая сегодня жалкая. Не то дождь, не то… туман, что ли. Не верится, что еще лето. Между прочим, ты заметила, что Марфа преспокойно забирает по утрам твой зонтик?
Она только что вернулась и очень не в духах. Неприятно с ней разговаривать. Хотите мою сказочку прослушать? Или я тебе мешаю работать, Алеша?
Ну, знаете, меня и землетрясение не отвлечет, если засяду. Но сейчас я просто так. Валяйте.
А может, вам, господа, не интересно?
Да нет, мамочка. Конечно, прочти.
А вот почему вы, Антонина Павловна, пригласили нашего маститого? Все ломаю себе голову над этим вопросом. На что он вам? И потом, нельзя так: один ферзь, а все остальные — пешки.
Вовсе не пешки. Мешаев, например.
Мешаев? Ну, знаете…
Мамочка, не отвечай ему, — зачем?
Я только хотела сказать, что Мешаев, например, обещал привести своего брата, оккультиста.
У него брата нет. Это мистификация.
Нет, есть. Но только он живет всегда в деревне. Они даже близнецы.
Вот разве что близнецы…
Ну, где же твоя сказка?
Нет, не стоит. Потом как-нибудь.
Ах, не обижайся, мамочка. Алеша!
Я за него.
Звонок.
Да нет… Все равно… Я сперва перестукаю, а то очень неразборчиво.