Естественно, среди большого числа учеников попадаются разные люди. Поэтому не удивительно, что разными и порой даже несовместимыми оказались мои болгарские ученики. И. Желязков не любит Н. Николова, последний не любит С. Иванова и т. п. Но среди них есть один, который в теоретическом плане наиболее самостоятелен. Это Н. Мартынов. Организация защиты его докторской диссертации в Софийском университете мне очень тяжело досталась, так как это была первая докторская диссертация по физике, защищенная в Болгарии. Сейчас Н. Мартынов — профессор, декан физического факультета и проректор университета, председатель ВАК Болгарии. Защитили докторские и Н. Николов (позже Декан физфака), С. Иванов и И. Железков, стали профессорами Университета, а сейчас все на пенсии.
В последние годы, после 1980-го, ко мне потянулись очень сильные теоретики. Первым был Н. Карбушев, в которого я вложил слишком много времени и сил и который, я так считаю, не благодарен мне. И все из-за того, что он не любит и даже люто ненавидит М. В. Кузелева, очень целеустремленного и плодовитого ученого. Допускаю, что последний мог сильно обидеть самолюбивого Н. И. Карбушева каким-либо небрежным высказыванием в его адрес. Но это никак не оправдывает Н. И. Карбушева в его отношении ко мне — он полностью порвал контакты и со мной, и даже с наукой после того, как М. В. Кузелев защитил докторскую диссертацию. Жаль, что контакт между ними так и не удалось наладить: мог получиться очень сильный тандем, который, возможно, занял бы ведущее положение во всей релятивистской плазменной СВЧ-электронике.
Н. И. Карбушев появился у меня раньше М. В. Кузелева, еще в 1976 году. Я хотел после дипломной работы оставить его в аспирантуре, но он общественно провинился: ударил девушку, которая оскорбила его мужское достоинство, хотя пять лет до этого дружила с ним. Тогда мне пришлось пристроить его в Сухумском ФТИ. Здесь он быстро завоевал авторитет, но на почве избыточно ревностного отношения к своему вкладу в работу, явно преувеличенному, вскоре испортил отношения с руководством, лаборатории, а именно с Д. Иремашвили. Как только прошли два года после его проступка, я взял его в аспирантуру. К сожалению для него, М. В. Кузелев в это время у меня уже работал и началось нездоровое соперничество. М. В. Кузелеву, который до этого диплом делал на кафедре математики физфака, казалось, что задач для него может не хватить. Поэтому он ревностно относился к Н. И. Карбушеву: «Зачем он лезет в эту область?» Коля же страдал от неумения считать на компьютерах, что становилось все более определяющим в нелинейных задачах плазменной СВЧ-электроники. Коля начал отставать от Миши, который к тому же оказался более общительным и не только самозабвенно работал сам, но и привлек к работе Д. Филиппычева, Е. Липеровскую, В. Панина и многих других. Сегодня у него уже более 10 воспитанных кандидатов, причем большинство из них из Тулы; двое из них стали докторами наук.
Первым туляком (с конца 1960-х годов) у меня был В. В. Северьянов. Он защитил диссертацию по средним силам, действующим на плазму в поле электромагнитной волны в условиях сильной пространственной дисперсии. Когда он в Туле окреп, решил обзавестись учениками и направлял их на учебу к нам в ИОФАН и на физфак МГУ. В это время как раз и набирал силу М. В. Кузелев и практически всех туляков поставил на ноги именно он. Среди них наиболее целеустремленным оказался В. А. Панин, который завершил работу над докторской диссертацией. К сожалению, между В. В. Северьяновым и В. А. Паниным в последние годы возникли разногласия. Трудно сказать, в чем их причина, — то ли издержки быстрого и, может, не очень обоснованного роста В. А. Панина, который, по-видимому, стал зазнаваться, то ли в болезненном воображении В. В. Северьянова Он тяжело заболел, и это, безусловно, отразилось на его психике и поведении в целом: он стал мнительным и раздражительным.
Я очень хочу, чтобы они помирились и сделаю для этого все. В частности, решено (и в этом заслуга также тульских друзей 3. В. Северьянова) до защиты В. А. Панина помочь защитить докторскую самому В. В. Северьянову — он этого заслуживает[25]. М. В. Кузелев полностью разделяет эту точку зрения, и я очень надеюсь на его помощь. Уже из сказанного видно, что М. В. Кузелев довольно сильный человек. Долгое время он заведовал кафедрой в Московском полиграфическом институте. Если его не погубит административная работа, то я уверен, что его принцип «все что спрятал — пропало, а что отдал — твое» принесет ему в жизни заслуженные плоды и радости труда. Нет, все в порядке, он так любит науку, что все забросил и только ею занимается.
К сожалению, Н. И. Карбушев придерживается противоположного принципа и поэтому у него «конфликты» не только с Мишей, но и со мной, а также с харьковской и горьковской группами физиков. Да и конфликтами это не назовешь, это чистой воды мнительность (обкрадывают!), которая и приводит к самоизоляции.
Такой же закомплексованный, даже еще больше, и В. Ю. Шафер, а потому у него еще больше и научных, и человеческих проблем. Он не только самоизолируется, но и ведет себя порой крайне агрессивно, подчас угрожая физической расправой тем, кого подозревает в присвоении его результатов или разглашении тайны (в число таких попали В. Тараканов, П. Стрелков и даже я). Недавно он совсем ушел из науки, и, кажется, в никуда.
Раз я упомянул В. П. Тараканова, скажу несколько слов и о нем. Он был моим дипломником, а кандидатскую делал у Б. А. Альтеркопа. Это человек большого трудолюбия и целеустремленности, с недостаточным физическим чутьем. Но в контакте с хорошим физиком он может сделать многое. Такими физиками были В. Г. Рухлин (до его смерти) и Б. А. Альтеркоп (до его отъезда в Израиль). Они помогли ему создать приспособленный Для работы на персональных компьютерах, полностью трехмерный электродинамический код («КАРАТ») для решения задач плазменной СВЧ-электроники. В США подобный код «Маджик» может работать только в суперкомпьютерах типа «Крей». В. Тараканов много работает, в основном «из-за фанатичной жадности до денег». Это слова Б. А. Альтеркопа, с которым я согласен. Но что ни говори, его трудолюбие взяло верх, он смог внедрить свой код во многие лаборатории мира. В последние годы и я работаю с ним в тесном контакте, вместе эксплуатируем его код.
В заключение я хочу остановиться на А. М. Игнатове, очень образованном и грамотном теоретике. Именно в нем я хотел бы видеть продолжение моего дела в отделе и всячески стараюсь окружить его учениками, сделать из него учителя, дарящего свой ум и знания другим столь же щедро, как это делает М. В. Кузелев (они однокурсники физфака МГУ), превратить его из ученого-одиночки, индивидуалиста в руководителя большого коллектива. По своим знаниям и кругозору он — единственный, кто может возглавить теоретический отдел ИОФАН, если отдел уцелеет после моего ухода. Я очень хотел бы внушить ему, что теоротдел — его призвание. Его энциклопедическое образование мешает ему быть творческим. В чисто индивидуальной научной работе он достигнет значительно меньше, чем в коллективной. Во многом в этом плане мне помогли Р. Р. Киквидзе и Р. Д. Джамалов, мои ученики старшего поколения, которые завершили свои докторские диссертации под руководством А. М. Игнатова. Дай бог, чтобы он вырос в руководителя теоротдела. Это жизненно необходимо, поскольку кандидатура А. К. Звездина — второго человека, способного возглавить теоротдел, по всем параметрам хороша, но он «варяг» в ИОФАН и никогда своим не станет. Кто из них будет руководить теоротделом, выяснится в ближайшие два-три года, после моего ухода с должности заведующего, а это произойдет в 1995 году, если я до этого времени доживу[26].
Я здесь не рассказал о многих других моих учениках, достигших значительных успехов в науке, — С. Решетняне и Н. Николове, С. Иванове и П. Крочеке и многих других. Но уже из того, о чем я рассказал, можно увидеть, что я никогда не выделял их по национальности. Более того, как-то Р. Г. Трофименко, тогда зам. директора по кадрам ФИАН, вызвала меня и сказала, что у меня слишком много аспирантов грузин. Когда я спросил: «Кто же?», она ответила: «Акопян, Арутюнян, Аронов — развеэтого недостаточно?» — «Но помилуйте, Акопян — вообще не мой аспирант, а Силина, причем он не грузин, а армянин, как впрочем и Арутюнян. Что касается Аронова, то он вовсе еврей, а не грузин». — «Вот, вот! Именно это я и имела в виду». Тогда если так считать, то из 50 моих воспитанников больше половины — грузины, а остальные — евреи. Я всегда придерживался принципа: «Если хотите со мной работать, пожалуйста: семинар для всех открыт, приходите, сами выбирайте себе микрошефа и тематику, а время, точнее ваша работа, покажет, что из вас получится». Поэтому и много у меня учеников всех национальностей.
25
В последние годы они оба успешно защитили докторские диссертации, но ссора между ними, к сожалению, не кончилась. К сожалению, недавно В. В. Северьянов ушел из жизни, положив тем самым конец многолетней ссоре в Тульском педуниверситете.
26
С 1995 года А. М. Игнатов успешно руководит теоретическим отделом ИОФАН, стал более общительным в науке и, уверен, его должны избрать в РАН — он этого достоин (когда то же должно кончиться то безобразие, которое в РАН творится!).