В следующий раз мы встретились в студенческой столовой. Я с полным подносом еды озиралась – куда бы мне пристроиться и увидела, как кто-то машет мне рукой – мол, тащись сюда.
А когда я подошла к его столу, где напротив него было свободное место, Кевин сказал: «Привет, Вирджиния!» И тогда я его узнала. Да он почти и не изменился. Возмужал только. Его уже было не назвать «парнем», как тогда, в лагере, а, скорее всего – молодым мужчиной. Просто я скаутский лагерь выкинула из головы, как только вернулась домой. И не вспоминала о нём все эти два года. Некогда было.
Кевину уже исполнилось 19, и он учился на втором курсе факультета социальных наук. Как старожил, он на неделю превратился для меня в экскурсовода и показал не только все необходимые мне помещения, но и кучу всяких прикольных местечек, о которых многие преподаватели даже не догадываются.
А потом Кевин пригласил меня в кино. И в темноте кинотеатра накрыл мою руку своей ладонью. И дальше мы всегда ходили, взявшись за руку, как в той игре «тараканчик», в которую ребята играли в лагере. Почему я написала «ходили»? Мы и сейчас так ходим.
Через какое-то время, наконец-то, мы поцеловались. Не помню, через сколько дней после кинотеатра это произошло, но точно помню, что еле дождалась этого первого поцелуя. И, кстати, все мои выводы о поцелуях, сделанные в лагере, оказались верными. К ним добавился ещё один: слаще всех целуется Кевин. Я каждый раз почти теряю сознание, когда его нежные губы обволакивают мой рот и затягивают в глубину.
Первого занятия любовью я ждала ещё целый месяц, пока Кевин таскал меня по разным увеселительным заведениям. Мне кажется, что мы обошли с ним все кафешки, бильярдные, боулинги, кинотеатры и даже театры в округе. (Как он мне потом признался – так он демонстрировал серьёзность своего ко мне отношения.)
Как сейчас, помню, мы целовались под нашим любимым дубом около общежития, и никак не могли оторваться друг от друга, а потом Кевин, между поцелуями в ухо и шею, предложил подняться к нему в комнату. Его сосед сломал ногу, и будет находиться в больнице как минимум неделю со сложным переломом. Я возликовала, но виду не показала.
В комнате всё произошло так быстро, что я и глазом не успела моргнуть, как оказалась уже обнажённой на кровати, а сверху на мне Кевин, стремительно преодолевший мою девственную преграду. От неожиданности и боли я вскрикнула, и он тут же откатился от меня. «Ты – девственница?!», – произнёс он с таким ужасом в голосе, как, если бы скаут сказал: «Ты – предатель Родины???» «Вообще-то уже нет», – ответила я. «Но как? Так в лагере ничего не было?» «А что могло быть в лагере? С этого места поподробнее».
И Кевин рассказал, как он после первой же моей ночи в палатке с Т и М, хотел вернуться обратно, они даже подрались (так вот откуда синяки и ссадины мальчишек), но в итоге договорились, что поступят так, как решит девушка, то есть я. Ребята напустили на себя такой таинственный вид, что Кевин решил – в палатке всё сладилось. Он тем более уверился в потере мной девственности, когда я добровольно осталась с ними. Вот, паршивцы! А я-то считала, что такая умная, взяла с них слово молчать и этим всё решила. А они и молчали! Только молчать тоже можно по-разному…
Дальше Кевин был очень осторожен и нежен. Мы провели в его постели всю ночь почти без сна, потому что между занятиями любовью я вытянула из Кевина объяснения всех интересующих меня моментов того лета. Изложу в последовательности событий, а не того, как он отвечал на мои вопросы.
Первый раз Кевин обратил на меня внимание, получив достаточно болезненный удар по рёбрам моим локтем (а нечего было лапать спящую девушку!). Он поклялся, что не планировал соблазнять соседку своей девушки, просто во сне потянулся к моему запаху. Это он уже понял потом, когда откатился обратно к К, но никак не мог заснуть, потому что мой запах застрял у него в носу. А ещё перед его взором стояли мои бездонные черные глаза (это когда мы таращились друг на друга спросонья в темноте палатки).
К. что-то заподозрила или просто просекла своей женской интуицией, и сказала ему, что договорилась со мной о переезде в другую палатку. Но это было уже вечером, а днём он заметил, что я его рассматриваю и очень смутился, решив, что я всё ещё сержусь на него за ночной инцидент. А во время костра он не мог оторвать взгляда от моих черных глаз, в которых плясал огонь. И это окончательно его околдовало.
О том, что К. отправила меня в его палатку к двум мальчишкам, он узнал только днём и ужаснулся. Потом случилась драка. Но я выбрала их (так это выглядело со стороны) и он злился, но ничего поделать не мог.