Обошел вокруг штабель, стукнул ногой в одно бревно, в другое. Ничего, ничего… Нижние слегка тронул грибок, а остальные, видать по всему, здоровые… Значит, так. Хлев хлевом, хлев подождет…
Осина с дуплом, в котором когда-то прятал наган, тоже была жива. Игнат погладил рукой ее мокрую шероховатую кору, покивал головой. И через сотки, по картофельной борозде, решительно направился к своему двору. Возвратился обратно минут через двадцать с топором в руках.
Загремело, скатываясь вниз, подваженное колом верхнее бревно, грузно легло на поперечины. Игнат поплевал в ладони, взмахнул топором — раз, другой, третий. Воткнул топор, поднял отколотую щепку. Она радовала глаз чистотой здорового, хорошо высохшего дерева, золотисто-белыми сквозными линиями разорванных волокон. Втянул в себя воздух и ощутил живой запах смолы.
Игнат любил работу с деревом. Из него, если приложить руки, можно сделать что-нибудь такое, что глянется всем. Но сегодня он с особым умилением смотрел на этот кусок мертвой древесины, как на что-то нежное, хрупкое, живое. И эта шершавая мягкость только что отколотой щепки — он ощущал ее пальцами, — и острый запах смолы, которая, казалось, и теперь живой кровью текла по древесным жилам, — все, на что раньше Игнат не обращал внимания, навело его на мысль о великой справедливости того, что он остался жив, что он дома и может приняться за свое законное дело.
Игнат отбросил щепку, снова взял топор и уже не выпускал его из рук до тех пор, пока не прибежал Леник звать снедать. Леник смотрел на два ровненьких, как по шнуру, обтесанных бревна, и они чудились ему двумя длиннющими усмиренными рыбинами, которые, прижавшись, лежали бок о бок на подложенных колодках. В обед, когда Игнат встал из-за стола, Марина осторожно сказала:
— Может, собрать что на стол, на вечер?
— А что будет вечером? — Игнат сделал вид, что не понял, о чем говорит жена.
— Праздник как-никак, может, кто зайдет.
— Не такой большой праздник, чтоб кричать о нем.
— Людям дорогу в хату не заступишь, им интересно послушать, поглядеть…
— А то еще не нагляделись за войну… разного интересного…
— Горелка есть, и на стол найдется… Консервы твои еще целы, не открывали.
— Консервы… Вопщетки, дети вон худые, как шкилеты…
— Не помрут дети. Доседова не померли и теперь живы будут, — настаивала на своем Марина.
— Некогда рассиживаться. А кому захочется увидеть — увидит. Увидит и послушает, — с этими словами Игнат вышел из хаты.
— Житка — тоже работа, и от нее никуда не сбежишь, — сказала Марина. Думала, что сказала это сама себе, про себя, но слова ее настигли Игната в дверях.
Он дернулся, медленно поворачиваясь на пороге, должно быть раздумывая, как быть дальше. Вернулся, стал перед Мариной:
— Вопщетки, я никогда… никуда и ни от чего… не бегал… И ты это знаешь… И сегодня ни от чего не сбегаю и не побегу. Запомни… А кое-что знать хотел бы…
Он возвышался над нею на целую голову и говорил тихо, с глухим придыханием. Она надеялась, ждала, хотела, чтобы он размахнулся и ударил ее, ей было бы легче. Она просила его своим упрямым взглядом, но он не пожалел ее, повернулся и вышел во двор.
Под вечер в конец соток, откуда слышалось мерное настойчивое тюканье топора, подошел Тимох. Игнат как раз заканчивал тесать бревно. Разогнулся, поднял как бы навстречу ветру вспотелое, разогревшееся от работы лицо и увидел соседа. Топор ненароком глубоко впился в бревно.
— Здорово, сосед!
— Здоровенька-а-а!..
Обнялись и принялись тормошить, ломать друг друга, точно в схватке.
— И здоровенек, нехай тебе прибудет здоровья, — расчувствовался Тимох. Он отступил немного назад, желая еще раз, издали окинуть взглядом Игната. — Ворочаешь, как медведь. — Тимох кивнул на обтесанные и аккуратно, одно к одному, сложенные на колья бревна. — Не иначе, за один-день хочешь обстроиться?
— Вопщетки, оно не мешало бы. Если по-серьезному, так и неделю тратить на это — много. Хочу тристен к истопке привязать, под мастерскую. Чтоб и верстак было где поставить, и инструмент пристроить, чтоб и под рукой и от чужого глаза подальше. Чтоб и не в хате, и не на холоде…
— Это ясно. Да как же ты один?
— На земле ничего, а выше — придется искать подмогу.
— И на земле вдвоем ловчей, а на углу тем более… Во что: дотесать бревна ты сможешь и сам, а там я пособлю. Это не дело — одному. А теперь забирай свой инструмент и пошли к нам. Там Клавдя с Мариной вечерю уже приготовили.
Тень недовольства легла на лицо Игната.
— Бабы есть бабы. Как надумает что-нибудь, будет добиваться до конца. Говорил же ей: не надо, не хочу.