Но как бы то ни было, несмотря даже на дурное общество, жизнь книг в библиотеке для чтения вообще чрезвычайно весела и приятна. Вы видите нас безмолвно стоящими на полках и думаете, что мы лишены всякого чувства и понятия?.. Ничего не бывало! У нас столько же ума, те же склонности и страсти, кик и у наших сочинителей. Мы стоим смирно, как гробовые камни, только о присутствии людей, но когда все уйдут, как скоро потушат кенкеты, у нас тотчас начинается шум, крик, суматоха — настоящая республика. Мы говорим все вместе; поем, пляшем, прыгаем с полки на полку, делаем визиты и сплетни, пересмеиваем сочинителей, пересмеиваем читателей, пересмеиваем всех и друг друга, несем вздор и рассуждаем, злословим и хохочем. Старые Риторики спорят до слез с молодыми Предисловиями о классицизме и романтизме, о преимуществах сора греческого пред грязью французскою. Романы прошлого века вздыхают и плачут; Романы нашего века зевают и кусаются; Поэмы парят под потолком, падают и дерутся с своими Рецензиями; Алгебры бранятся с Снотолкователями, Законы противоречат одни другому, Истории врут без памяти, Психологии морочат, Руководства надувают, Грамматики скоблят русский язык ножами, как кожевники шкуру; Логики беснуются, Лечебники важно советуют им всем пустить себе кровь и принять слабительное. На середине залы составляются иногда книжные танцы: «Степенная Книга» с «Ядром Российской Истории» открывают бал, за ними тотчас пускаются «Дворянин-Философ» с прекрасною «Телемахидою», «Хаджи-Баба» с «Дочерью Купца Желобова» и многие другие пары[61]. «Мысли о происхождении миров» вальсируют с «Мыслями о существе Басни», «Словарь Акаемии» пляшет в присядку с «Опытом о Русских Спряжениях», «Музыкальная Грамматика» играет им на волынке, а «Северная Пчела», сидя на полке, рассуждает о музыке. Есть даже проказницы, особенно из воспитанниц романтической школы, которые тихонько слезают с полок, притворяются домовыми и мертвецами и кружат около шкафов, чтоб пугать Физики, Математики и Философии: те хотя на словах и не верят ни в домовых, ни в чертей, но при виде призраков так и прячутся со страха за Собрания Граммат и другие толстые сочинения. Мы, старушки, помираем со смеху и по временам читаем младшим проповедь, стараясь обуздывать наклонность их к шалостям. Но лишь только заскрипят двери или послышится голос приказчиков, мы все мигом разбегаемся по своим местам и стоим чинно, смирно, неподвижно, как девушки в пансионе, когда войдет незнакомый мужчина.
Так проводим мы ночи. Днем мы молчим и делаем свои наблюдения над посетителями, читателями, покупателями, авторами, журналистами, зеваками — над всем, что делается и говорится в магазине. Замечания свои пересказываем мы друг другу ночью, и они составляют для нас новый, неисчерпаемый источник потехи. Ну, право, есть чем позабавиться!.. Настает утро, жилище наше наполняется народом: толпятся господа и слуги, мужчины и женщины, статские и военные, старые и молодые, грамотные, полуграмотные, безграмотные, с билетами, без билетов, с деньгами и без денег. Раздается общий говор, здание гремит смешанными голосами: вопросы, ответы, требования, рассуждения, остроты и плоскости сыплются на нас перекрестною картечью, прорезывают воздух во всех направлениях, пересекаются, минуются, сталкиваются, отталкиваются, откликаются невпопад; потом сливаются все вместе и образуют в зале густой, неразглядный туман звука.
— Любезнейший, дай мне Свод Законов: мне нужно подцепить законец к моему делу, — Тьфу пропасть!.. какая глупая статья в сегодняшний нумер... — Моя барышня приказала спросить у вас «Гирланду»[62]... — А я нахожу, что она очень мила... — Вы говорите об этой статье?.. — Извольте, сударь; вот вам «Два Ивана»[63]. — Нет, я смотрю на горничн... — Тотчас, тотчас, сударыня... — Господа, потише!.. — Как же эту «Гирланду» пришить к платью?.. — Она отворачивается!.. — Проказники!.. ха, ха, ха!..
— Барин просит отпустить ему Хромоногию. — Что такое?.. Хромоногию?.. Покажи записку. — А, Иван Тимофеевич!.. Вы уже ротмистр? — Да, уже полтора года... — Не Хромоногию, братец, а хронологию!.. — Для нас это все равно. — Что вы здесь поделываете? — Покупаю книги... Есть у вас Диэтика? — Да наша публика... — Еду покупать хомуты. — Все читает!.. Ей лишь бы книги. А мне лишь бы продать свою рукоп... — Вот Диэтика, которую вы спрашивали. — Это о сохранении души?.. А нет ли другой, о сохранении лошадей?.. — Извините, сударыня: все экземпляры «Онегина» разобраны. — Так дайте мне « Угнетенную Невинность» или «Поросенок в мешке»[64]. — Прощайте!..
— Ну, что? Сколько распродано экземпляров моей книги? — Ни одного, сударь. — Наша публика ничего но читает!.. — Скоро ли выйдет его роман из печати?.. — Еще не написан. — Зачем же публикуют?..
— Так и быть! куплю «Дурацкий Колпак»[65].
— Нет ли чего-нибудь почувствительнее? Моя хозяйка любит плакать... — Это сочинитель?.. Позвольте мне взглянуть на него; мне никогда не случалось видеть сочинителя. — Таки порядочно напива... — Странная фигура!.. — Надо купить «Коран Виста»: говорят, ученая книга. Как, прекратилось издание?.. Кто ж мне возвратит деньги за эти журналы?.. — «Отгадай, не скажу» или «Любопытные загадки», в Москве и Санкт-Петербург... — Прошу мне дать «Два Плута»!..
— Вы давно из деревни? — Только вчера приехал и опять уезжаю. — Вот, сударь, ваши книги. — Прикажите свесить их, любезный! Сколько за пуд?.. — Мы книг не продаем пудами. — А у нас на пуды их покупают!..
— Нет ли у вас «Поездки Греча к Булгарину»[66]?.. — Вы хотите сказать в Германию?.. — А мне какая до того нужда, куда они ездят... лишь бы остро писали!..
— Кто спрашивал «Великолепный Вздор»?
— Я требую «Историю Русского Народа»[67]...
— Вот, живешь потихоньку и заехали сюда купить, на всякий случай, «Логику для Дворян» Мочульского. — Да!.. теперь у нас выборы. — Одолжите же мне «Добродетельную Преступницу», для моей жены!.. — А мне — «Искусство брать взятки»[68]... — Кто это такой?.. — Сбираюсь, сударь, ехать в губернию: благосклонное дворянство избрало меня... — Итак, до свидания!
— Вот, брат, купил для своих детей «Детские Досуги», изданные при помощи литераторов»[69]. Должна быть хорошая книга: ее расхвалили в журналах. Посмотри, как теперь дети здраво рассуждают:
Кого ударишь, извинися;
Вперед не бей. —
Напьешься, поскорей проспися;
Вперед не пей, —
Точно, нравственность подвигается. — Не взять ли еще «Похвалу Пуншу»?..
61
«Степенная книга» — составленный в XVI в. свод летописей, в котором события расположены по родословным степеням великих князей; «Ядро российской истории» — книга для юношества А. Я. Хилкова (1770 и след.). «Дворянин-философ» — псевдоним Ф. И. Дмитриева-Мамонова (1727 — 1805), писателя и коллекционера. «Телемахида» — поэма В. К. Тредиаковского (1766); «Хаджи-Баба» — роман Дж. Мориера «Похождения Хаджи-Бабы из Исфагана», переведенный Сенковским (1831); «Дочь купца Желобова» — роман И. Т. Калашникова (1831-1832).
62
«Гирлянда» — альманах словесности, музыки, мод и театров, издававшийся в Петербурге М. А. Бестужевым-Рюминым в 1831 — 1832 гг.
69
книга, изданная книгопродавцом И. Олениным, как указано на титульном листе, «при помощи литераторов» (Спб., 1829). Стихи взяты из этого альманаха (анонимная комедия «Сирота»).