Я ушел в горы, провел там два долгих дня, безропотно отдавая себя во власть дождя, бури, солнца. Я ни на чем не задержал взгляд, ничем не восхитился. Все стало мне безразлично. Я не ощущал ни беспокойства, ни радости. Я просто хотел бежать до изнеможения, вот и все. Потом вернулся домой, равнодушно выслушал упреки любимой женщины, улегся спать. Нужно уйти! Не могу выносить любовь, я создан для беспутной, более неуютной жизни. Долгое время чувствовать себя любимым — это не по мне. Я ощутил это там наверху, под потоками дождя. Не выношу покоя, и особенно счастья. Не желаю видеть себя счастливым, это жалкое малодушие оскорбляет мою гордость. Не хочу я никакого счастья, хочу забвения. Счастье, несчастье — подобные ощущения всегда были мне если не чужды, то очень неприятны. Они не для меня. Я должен оставить графиню, этот дом, эти горы, эти ели, этот мир, завтра же! Если уходить, то немедленно. Не люблю интермедий и параллельных миров! Буду работать, все равно над чем. Искусство? Ну конечно, что же еще! Как мне теперь найти себя в искусстве, не знаю, время покажет. В искусстве тоже есть свои искусства. Поговорю с графиней, и все будет кончено. Я ее забуду, забуду все. Чертовски хотелось бы верить, что меня гонит отсюда не искусство, но, если быть честным, именно оно. Да, я люблю его сильнее, чем графиню, в том-то и дело. Разумеется, я не скажу этого женщине, ведь она мне не поверит. Попытаюсь ее утешить, скажу, что очень скоро вернусь, но сам себе не поверю. Любовь артиста не может обещать многого и уж точно не сулит счастья. И вообще, что такое счастье? Я думаю, это продолжительное чувство уюта. Но художники очень редко его испытывают. Или вообще никогда. Оно им плохо знакомо, они не умеют его ценить. Не могут научиться. Отчего художники не ведают покоя? Я это знаю, но не умею сказать. На душе у меня тоскливо, но я не позволю себе распускаться. Не позволю страданиям и страхам взять надо мной власть. — Она расплачется? Ей будет больно? Надеюсь, что нет. Зря надеюсь. Она расплачется, разрыдается, ей будет больно. Но зачем скрывать от себя то, в чем ты на самом деле убежден. И я не попытаюсь ее утешить, сделаю вид, будто ухожу весело и с охотой. Тогда она снова обретет свою врожденную, и только любовью раздавленную гордость и холодно отпустит меня. Утешают гордость и чувство оскорбленного достоинства! Негодование выпрямляет людей. И, зная об этом, я солгу и уйду, разыграв бесчувственность и равнодушие. Это последняя служба, которую я могу сослужить любимой. Нет, конечно, нет, я никогда ее не забуду. Никогда! Но завтра я уйду.