Дон Жуан[11]
Театр был полон. Прозвенел последний звонок, поднялся занавес. Нет, сперва грянул оркестр со своей увертюрой, и только потом явился занавес, вышел Дон Жуан, совратитель женщин, уже через несколько мгновений извлек из ножен шпагу и вонзил ее в хилое тело своего противника, каковым был бедный старый отец очередной жертвы героя. После сего, издавая весьма мелодичные, душераздирающие вопли, на сцену выбежала дочь убитого, дабы броситься наземь возле трупа. Затем несчастная женщина исполнила прекрасную жалобную арию, возносящую до таких высот страдания, что слушатели прослезились. И действие оперы покатилось волнами: вверх-вниз. В кромешной тьме вспыхивали ослепительные огни, и являлись призраки, ужасавшие тех, кто их видел, и увлажнялись глаза, и произносились крамольные речи, причем музыка то затихала, то вступала с новой силой, дабы очаровать пением и звучанием оркестра каждое ухо. Уши, которые все это слышали, изнемогали от нанесенных музыкой ран, чтобы тут же получить исцеление и обрести спасение в новом потоке музыки. Так что перед взорами публики стремительно сменяли друг друга картины смерти и жизни, усталости и веселья, страдания от ран и выздоровления. Слушатели, по их словам, никогда не смогут забыть произведенного впечатления.
Волшебная музыка утешала и наполняла болью все души, ошеломляла и чаровала все сердца. А красивое, благородное, полнозвучное пение напоминало счастливое дитя, возможно, еще более счастливой матери, которая носит его на руках, подбрасывает вверх и снова укачивает. Все это струилось, и трещало, и гипнотизировало, как жуткое пламя пожара. Или как сам в себе бушующий и низвергающийся в пропасть дико ревущий водопад. Потом снова слышались тихие вздохи, сладко журчала влага, стекающая по стеклу, или шумела за окном благодатная снежная метель. Потом как будто застучал по крыше мелкий дождик, а затем опять же взревел разъяренный лев, ведь чувства ужасного и прекрасного должны бороться друг с другом. И все великолепие было залито роскошным лунным светом. Пусть зритель думает, что это действо изобрел и сотворил не человек, а некий неземной небесный ангел. Вообще-то о творчестве никто не думал, поскольку все в целом было так красиво: знай себе — наслаждайся. Охотничьи рожки, валторны вступали вместо флейт и элегических скрипок, дабы в душе зрителя зашумели целые дубравы, буковые и хвойные леса, и он увидел их внутренним взором, несмотря на музыку. А потом… Что было потом? Ах да, потом была чудная, пронзительная сцена примирения, где забил фонтан неиссякаемого милосердия. Премиленькая Селина просит у супруга прощения за ложный шаг и получает таковое, и они оба, прощаемая милая крошка и ее добрый милый супруг, поют вдвоем, да так слаженно и красиво, ни в сказке сказать ни пером описать. И пока они извинялись и примирялись, зрители млели и грезили наяву, теряясь в горестно-чувствительных догадках. В ложах и партере мужья и жены, братья и сестры, друзья и подруги, отцы и дети смотрели друг другу в глаза и многозначительно кивали головами.
Музыка сыграла еще несколько тактов на прощанье. И вдруг все стихло, упал занавес, и публика разошлась по домам. Да, забыл сказать: Оскар в тот вечер свел знакомство с прекрасной графиней фон Эрлах. Она любила мужчин, чтобы их уничтожать. Но в конце концов ему удалось избежать ужасного влияния роковой женщины. С чем его и поздравили те, кто был в курсе дела.
Кино
Граф и графиня сидят за завтраком. В дверях появляется лакей и передает его милости письмо, сразу видно, что важное. Граф распечатывает его и читает.
Содержание письма: «Высокочтимый, или, если угодно, высокородный, глубоко всеми уважаемый милостивый государь, послушайте: Вам досталось наследство в размере двухсот тысяч марок. Не удивляйтесь и будьте счастливы. Можете получить деньги самолично в любой момент».
Граф сообщает жене о свалившемся на него счастье, и графиня, слегка смахивающая на официантку, обнимает своего весьма неправдоподобного графа. Супружеская чета удаляется, оставив письмо на столе. Входит лакей и, дьявольски ухмыляясь, читает письмо. Он знает, что делать, прохвост этакий.
Перерыв. По залу проходит кельнер, соблазняя зрителей: «Пиво, бутерброды с колбаской, шоколад, соленые палочки, апельсины! Угощайтесь, господа!» — вопит он.
11