Фриц Кохер, фиктивный автор «Сочинений», появляется под этим именем также и в позднем рассказе, тон которого имеет с ними нечто общее: «Дневник школьника» в сборнике «Истории». Во фрагменте на диалекте «Пруд» (около 1900—1902 гг.) имя рассказчика — Фриц, а фамилию Кохер носит его больной друг Эрнст, который вызывает у рассказчика зависть тем, что обласкан материнской любовью. Фриц Кохер из «Сочинений» снова встречается нам в романе «Якоб фон Гунтен»; в обоих родительских домах есть слуга Фельман, совпадают и другие детали. Утонченный сын советника играет некоторую роль и в воспоминаниях Симона Таннера («Семейство Таннер»), кроме того, в рассказе «Мальчишки Вайбель», где его зовут Роберт фон Кэнель. Также этот персонаж встречается в эпизоде сохранившегося в отрывках «Феликса» (1925 г.), в которых слегка завуалированно изложена история из юношества Вальзера. Без сомнения, речь здесь идет о биографически-реальной модели, даже если она не известна и не зафиксирована вне творчества Роберта Вальзера: должно быть, у него был одноклассник из средней школы или же друг юности из крупнобуржуазной семьи, и Вальзера завораживала атмосфера изящества и защищенности, царившая в его семье, и, прежде всего, нежно любящая мать. Уже в мальчишеских чувствах, возможно, присутствовала эта амбивалентность, позже нашедшая выражение в литературных отражениях этого мотива: агрессия, издевка и критика, с одной стороны («Мальчишки Вайбель», сцены «Феликса»), и желание идентификации — с другой («Сочинения Фрица Кохера», «Якоб фон Гунтен»). В фигуре Фрица Кохера также может быть заложено воспоминание о старшем брате Роберта Вальзера Адольфе, который был его крестным отцом и умер 15-летним учеником прогимназии.
При этом нельзя упускать из виду, что в «Сочинениях Фрица Кохера» именно идентификация подвергается ироническому осмеянию и — конечно, игриво-неопределенной — критике. Из этого юношеского желания влезть в шкуру другого, занять его место в обществе и вкусить все прелести его жизни Вальзер, вероятно, вынес импульс и материал для своих первых из бесконечного числа литературных маскарадов, но то, какую форму он им придал, нельзя вывести из биографических и психологических факторов. То же самое относится и к остальным указанным работам, объединенным этим мотивом и все-таки разным. Декорации Вальзер нашел в воспоминаниях: это его родной город Биль, каким он был в 1890-е годы, и его окрестности.
«Сочинения Фрица Кохера» представляют собой ролевую прозу — особый способ непосредственного «миметического» языкового формирования реальности, который одновременно является ее критикой. Для Вальзера этот способ оказался особенно притягательным и продуктивным. Также в роли юного протагониста он написал роман «Якоб фон Гунтен», «Дневник школьника» и «Маленькую берлинку», другими примерами могут послужить «История Хельблинга» и «Баста», но к этому жанру следовало бы отнести и множество прозаических произведений в эпистолярной форме, начиная с текста «Дама и актер» до вещей позднейшего периода. Не будем останавливаться на переплетениях ролевой прозы Вальзера и укажем лишь на ее монологический характер, который часто определяет известную номадизацию его героев и их соприкосновения с миром; а также на то обстоятельство, что актерское присвоение чужого сознания (или маскировка собственного) происходит при этом настолько совершенным образом, что актера впоследствии невозможно отделить от его роли. Где Вальзер говорит сам, а где он иронизирует, критикует или разоблачает повторением другое, то, что он имитирует? Тот, кто задается этими вопросами, в случае с «Сочинениями Фрица Кохера» непременно попадет в тупик и столкнется с тотальной игрой, которая делает невозможным ориентирование. Вопрос следует поставить глубже, он состоит в значении такой смены личности посредством языка вообще.
В общем и целом: это забавный и оригинальный художественный продукт на фоне декаданса и югендштиля, иронически-мудрый, неоднозначный и в своей пародийности прогрессивно-наглый — Роберт Вальзер ступил на литературную сцену с творением необычайной чувствительности, поразительно своевременным, но переоценил читающих современников. Говоря о словесной игре и языковой рефлексии, нельзя забывать: Роберт Вальзер был швейцарцем, в Биле посещал среднюю школу только до четырнадцати лет, после чего пошел учиться на банковского служащего; он, вне всякого сомнения, думал и говорил на диалекте — письменный немецкий был для него едва ли не чужим языком, переработанным и отрефлексированным средством выражения.