XIII
Она:
Я твоя, как вдох озона.
Нас разлучит только зона.
Он:
Я, пастушка, твой до гроба.
Если сядем, сядем оба.
Вместе:
Тяжелы статей скрижали.
Сядем вместе. Как лежали.
XIV
Она:
Что за мысли, в самом деле!
Точно гриб поганый съели.
Он:
Дело в нём, в грибе поганом:
В животе чекист с наганом.
Вместе:
Ну-ка вывернем нутро
на состав Политбюро!
XV
Она:
Славься, лес, и славься, поле!
Стало лучше нашей дроле!
Он:
Славьтесь, кущи и опушки!
Полегчало враз пастушке!
Вместе:
Хорошо предаться ласке
после сильной нервной встряски.
XVI
Она:
Хорошо лобзать моншера
без Булата и торшера.
Он:
Славно слушать пенье пташки
лежа в чаще на милашке.
Вместе:
Слава полю! Слава лесу!
Нет — начальству и прогрессу.
Вместе:
С государством щей не сваришь.
Если сваришь — отберёт.
Но чем дальше в лес, товарищ,
тем, товарищ, больше в рот.
Ни иконы, ни Бердяев,
ни журнал за рубежом
не спасут от негодяев,
пьющих нехотя Боржом.
Глянь, стремленье к перемене
вредно даже Ильичу.
Бросить всё к едреной фене —
вот, что русским по плечу.
Власти нету в чистом виде.
Фараону без раба
и тем паче — пирамиде
неизбежная труба.
Приглядись, товарищ, к лесу!
И особенно к листве.
Не чета КПССу,
листья вечно в большинстве!
В чем спасенье для России?
Повернуть к начальству «жэ».
Волки, мишки и косые
это сделали уже.
Мысль нагнать четвероногих
нам, имеющим лишь две,
привлекательнее многих
мыслей в русской голове.
Бросим должность, бросим званья,
лицемерить и дрожать.
Не пора ль венцу созданья
лапы теплые пожать?
НЕОКОНЧЕННОЕ
Миновала зима. Весна
еще далека. В саду
еще не всплыли со дна
три вершины в пруду.
Но слишком тревожный взгляд
словно паучью нить
тянет к небу собрат
тех, кто успели сгнить.
Там небесный конвой
в зоне темных аллей
залил все синевой
кроме двух снегирей.
* * *
Ну, как тебе в грузинских палестинах?
Грустишь ли об оставленных осинах?
Скучаешь ли за нашими лесами,
когда интересуешься Весами,
горящими над морем в октябре?
И что там море? Так же ли просторно,
как в рифмах почитателя Готорна?
И глубже ли, чем лужи во дворе?
Ну как там? Помышляешь об отчизне?
Ведь край земли еще не крайность жизни?
Сам материк поддерживает то, что
не в силах сделать северная почта.
И эта связь доподлинно тверда,
покуда еще можно на конверте
поставить «Ленинград» заместо смерти.
И, может быть, другие города.
Считаю версты, циркули разинув.
Увы, не хватит в Грузии грузинов,
чтоб выложить прямую между нами.
Гораздо лучше пользоваться днями
и железнодорожным забытьем.
Суметь бы это спутать с забываньем,
прибытие — с далеким пребываньем
и с собственным своим небытием.
ОСЕНЬ В НОРЕНСКОЙ
Мы возвращаемся с поля. Ветер
гремит перевёрнутыми колоколами вёдер,
коверкает голые прутья ветел,
бросает землю на валуны.
Лошади бьются среди оглобель
черными корзинами вздутых рёбер,
обращают оскаленный профиль
к ржавому зубью бороны.
Ветер сучит замерзший щавель,
пучит платки и косынки, шарит
в льняных подолах старух, превращает
их в тряпичные кочаны.
Харкая, кашляя, глядя долу,
словно ножницами по подолу,
бабы стригут сапогами к дому,
рвутся на свои топчаны.
В складках мелькают резинки ножниц.
Зрачки слезятся виденьем рожиц,
гонимых ветром в глаза колхозниц,
как ливень гонит подобья лиц
в голые стёкла. Под боронами
борозды разбегаются пред валунами.
Ветер расшвыривает над волнами
рыхлого поля кулигу птиц.