1. Главная
  2. Книги
  3. Бродский Иосиф Александрович
  4. Сочинения Иосифа Бродского. Том IV
  5. Страница 43
Выбрать главу
Это, сдается мне, было бы правдой. Сей — удерживаем рукой, в нем можно зайти к родне, посмотреть Колизей, произнести «на кой?».
Иначе с волной, чей шум, смахивающий на «ура», — шум, сумевший вобрать «завтра», «сейчас», «вчера», — идущий из царства сумм, — не занести в тетрадь.
Там, где прошлое плюс будущее вдвоем бьют баклуши, творя настоящее, вкус диктует массам объем. И отсюда — моря.
Скорость по кличке «свет», белый карлик, квазар напоминают нерях; то есть пожар, базар. Материя же — эстет, и ей лучше в морях.
Любое из них — скорей слепок времени, чем смесь катастрофы и радости для ноздрей, или — пир диадем, где за столом — свои.
Собой превращая две трети планеты в дно, море — не лицедей. Вещью на букву «в» оно говорит: оно — место не для людей.
Тем более если три четверти. Для волны суша — лишь эпизод, а для рыбы внутри — хуже глухой стены: тот свет, кислород, азот.
При расшифровке «вода», обнажив свою суть, даст в профиль или в анфас «бесконечность-о-да»; то есть, что мир отнюдь создан не ради нас.
Не есть ли вообще тоска по вечности и т. д., по ангельскому крылу — инерция косяка, в родной для него среде уткнувшегося в скалу?
И не есть ли Земля только посуда? Род пиалы? И не есть ли мы, пашущие поля, танцующие фокстрот, разновидность каймы?
Звезды кивнут: ага, бордюр, оторочка, вязь жизней, которых счет зрения отродясь от громокипящих га моря не отвлечет.
Им виднее, как знать. В сущности, их накал в космосе объясним недостатком зеркал; это легче понять, чем примириться с ним.
Но и моря, в свой черед, обращены лицом вовсе не к нам, но вверх, ценя их, наоборот, как выдуманной слепцом азбуки фейерверк.
Оказываясь в западне или же когда мы никому не нужны, мы видим моря вовне, больше беря взаймы, чем наяву должны.
В облике многих вод, бегущих на нас, рябя, встающих там на дыбы, мнится свобода от всего, от самих себя, не говоря — судьбы.
Если вообще она существует — и спор об этом сильней в глуши — она не одушевлена, так как морской простор шире, чем ширь души.
Сворачивая шапито, грустно думать о том, что бывшее, скажем, мной, воздух хватая ртом, превратившись в ничто, не сделается волной.
Но ежели вы чуть-чуть мизантроп, лиходей, то вам, подтянув кушак, приятно, подставив ей, этой свободе, грудь, сделать к ней лишний шаг.
1994

MCMXCIV

Глупое время: и нечего, и не у кого украсть. Легионеры с пустыми руками возвращаются из походов. Сивиллы путают прошлое с будущим, как деревья. И актеры, которым больше не аплодируют, забывают великие реплики. Впрочем, забвенье — мать классики. Когда-нибудь эти годы будут восприниматься как мраморная плита с сетью прожилок — водопровод, маршруты сборщика податей, душные катакомбы, чья-то нитка, ведущая в лабиринт, и т. д. и т. п. — с пучком дрока, торчащим из трещины посередине. А это было эпохой скуки и нищеты, когда нечего было украсть, тем паче купить, ни тем более преподнести в подарок. Цезарь был ни при чем, страдая сильнее прочих от отсутствия роскоши. Нельзя упрекнуть и звезды, ибо низкая облачность снимает с планет ответственность перед обжитой местностью: отсутствие не влияет на присутствие. Мраморная плита начинается именно с этого, поскольку односторонность — враг перспективы. Возможно, просто у вещей быстрее, чем у людей, пропало желание размножаться.
~ 43 ~