Выбрать главу
А дальше, блестя глазами, шнурки, грильяж, папироски высокими голосами предлагают подростки.
О! Стемнело. Усталый месяц вытянул руки. Маленькие кинозалы прекрасны в тоске, в разлуке.
Кассирша с прядью волнистой в будке царит золотистой. Билет покупаешь и входишь в сумрак, где фильм поет.
Шумит кинолес блестящий, пальмовый, настоящий, и в луче серебристом дым сигарет снует.
Как славно тут притулиться, скрыться от непогоды, с плюшевым креслом слиться и умолкнуть на годы.
Плещет в сердце бездомном река в серебристом свете. Дремлешь в том зале темном любовным письмом в конверте:
«Ты — как звезда над бором. Ложусь я в постель пустую. Где тот мост, на котором встретимся вновь? Целую».
Выходишь грустен, туманен, заарка-заэкранен, бредешь пустырем и шепчешь: тут бы и кончить дни,
в кинозалах случайных. Это — царство печальных. В них так просто забыться. Как прекрасны они.
1947

КОНЬ В ТЕАТРЕ

На премьеру сатирического представления по ошибке послали коню приглашение; дескать, «имеем честь, лучшее место, такой-то вечер». Конь приехал, но запоздал, в расчете на пышную встречу. Билетер не хотел пускать. Но швейцар наклонился слева: — Могут быть неприятности, лучше впустить, коллега. Конечно, ржет и паскудит... А вдруг он инкогнито, Некто? С виду он конь, а по сути, может, какой директор. Дожили: все иллюзорно. Поди разберись со всеми. Простой человек не пустит. А после скандалят в сейме. Пустим. — Они поклонились. Конь в фойе оказался. Тихо заржал от восторга. Потом слегка причесался. И отправился в зал. Там в первом ряду улегся. Солидно взглянул на сцену. И зрелищем сим увлекся. На сцене пела певица, ладонь прижимала к сердцу. Однако спустя полчаса заскучал он и начал вертеться. Кто-то ему улыбнулся, что коню было очень лестно. Конь потянулся и встал (копытами в плюш) на кресло и стал раздавать поклоны. Причем весьма безупречно: посланникам очень сердечно, студентам вполне беспечно. Каждому, дескать, свое — будто он знал Лукреция. В антракте конь овладел словами «аспект» и «концепция» и сыпал ими на все стороны, производя колоссальный эффект: игогогогоконцепция, игогогогоаспект. Конь говорил. Публика ловила его слова. Потом прибежал фотограф. Кинооператор накрутил две ленты. А в финале программы на сцене была намалевана трава. Конь вскочил. И траву съел. И сорвал аплодисменты.
1953

В ЛЕСНИЧЕСТВЕ

Здесь, где купелью сонной звезды мой смех встречают, кирпичный домик спасенный холм золотой венчает в лесничестве Пране, ставшем осенним спасеньем нашим.
Гаснут в комнатах теплых лампы и блеск улыбок. Сколько осени в стеклах! А в осени — сколько скрипок! И в них, друг друга толкая, печали поют, не смолкая.
За окнами лес и поле, лес — разговор сосновый. С тихой неясной болью день умирает новый, и меркнет свет постепенно, словно свечи Шопена.
Месяц в серебряной чаще, в теплом ночном тумане, одетый в парик блестящий, играет, как Бах на органе. А путь сверкающий Млечный ночные холмы объемлет. И этой музыке вечной лесничество Пране внемлет.
О лесничество Пране! Ропот дубов и грабов. Ламп и свечей мерцанье, мерцанье улыбок храбрых. И крыши взмах черепичный гудит, как рояль концертный. У каждой стены кирпичной месяц поет бессмертный.
Пустое стекло смеется. Тропинка вьется, как в сказке. В листве золотистой вьется серебряный след коляски. Серебряный месяц молча в затылок лошадке светит. Заснувший извозчик ночью в лесничество Пране едет.