«О, среди бела дня наступает полночь!»
«Что творишь, преступница, или себя не помнишь?»
«О горе! Дети кричат, зовут на помощь».
«Бежим к ней в покои! И быстро, быстро!
Авось, остановим смертоубийство...»
«О горе! Дети кричат от боли!»
«Я слышу “ой-ой”». «А я — “не надо!”»
«Из камня ты или железа, что ли,
что собственное умерщвляешь чадо?»
Антистрофа 2
«Помню, в детской колыбели
я лежала, бабки пели.
Пели песенку про Ино.
Погубила Ино сына.
Но потом сошла с ума,
в море бросилась сама.
Море билось, море выло.
Пятна крови с Ино смыло.
Сыну с матерью приют,
волны моря в берег бьют.
И привычный моря шум
успокаивает ум,
подражая колыбельной.
Ужас, ужас ты предельный!
Ты у женщины в крови,
ужас, ужас — плод любви».
Хор:
(покидая орхестру вслед за Язоном)
«Никто никогда не знает, что боги готовят смертным.
Они способны на всё: и одарить несметным,
и отобрать последнее, точно за неуплату,
оставив нам только разум, чтоб ощущать утрату.
Многоязыки боги, но с ними не договориться.
Не подступиться к ним, и от них не скрыться:
боги не различают между дурными снами
и нестерпимой явью.
И связываются с нами».
POEMS WRITTEN IN ENGLISH AND AUTOTRANSLATIONS[14]
ELEGY: FOR ROBERT LOWELL
I
In the autumnal blue
of your church-hooded New
England, the porcupine
sharpens its golden needles
against Bostonian bricks
to a point of needless
blinding shine.
White foam kneels and breaks
on the altar. People’s
eyes glitter inside
the church like pebbles
splashed by the tide.
What is Salvation, since
a tear magnifies like glass
a future perfect tense?
The choir, time and again,
sings in the key of the Cross
of Our Father’s gain,
which is but our loss.
There will be a lot,
a lot of Almighty Lord,
but not so much as a shred
of your flesh. When man dies
the wardrobe gapes instead.
We acquire the idle state
of your jackets and ties.
II
On the Charles’s bank
dark, crowding, printed letters
surround their sealed tongue.
A child, commalike, loiters
among dresses and pants
of vowels and consonants
that don’t make a word. The lack
of pen spells
their uselessness. And the black
Cadillac sails
through the screaming police sirens
like a new Odysseus keeping silence.
III
Planes at Logan thunder
off from the brown mass
of industrial tundra
with its bureaucratic moss.
Huge autoherds graze
on gray, convoluted, flat
stripes shining with grease
like an updated flag.
Shoals of cod and eel
that discovered this land before
Vikings or Spaniards still
beset the shore.
In the republic of ends
and means that counts each deed
poetry represents
the minority of the dead.
Now you become a part
of the inanimate, plain
terra of disregard
of the common pain.
IV
You knew far more
of death than he ever will
learn about you or
dare to reveal.
It might feel like an old
dark place with no match
to strike, where each word
is trying a latch.
Under this roof
flesh adopts all
the invisibility of
lingering soul.
In the sky with the false
song of the weathercock
your bell tolls
— a ceaseless alarm clock.
A MARTIAL LAW CAROL
To Wiktor Woroszylski and Andrzej Drawicz
One more Christmas ends
soaking stripes and stars.
All my Polish friends
are behind steel bars,
locked like zeroes in
some graph sheet of wrath:
as a discipline
slavery beats math.
Nations learn the rules
like a naughty boy
as the tyrant drools
manacles in joy.
One pen stroke apiece,
minus edits plus
helping the police
to subtract a class.
From a stubborn brow
something scarlet drops
on the Christmas snow.
As it turns, the globe’s
face gets uglier,
pores becoming cells,
while the planets glare
coldly, like ourselves.
Hungry faces. Grime.
Squalor. Unabashed
courts distribute time
to the people crushed
not so much by tanks
or by submachine
guns as by the banks
we deposit in.
Deeper than the depth
of your thoughts or mine
is the sleep of death
in the Vujek mine;
higher than your rent
is that hand whose craft
keeps the others bent —
as though photographed.
вернуться
14
Иосиф Бродский выпустил три книги стихов на английском языке, вышедшие с его участием и под его наблюдением: «A Part of Speech» (1980), «To Urania» (1988) и «So Forth» (1996). В эти книги вошло сто одиннадцать стихотворений, переводы которых были выполнены при активном участии автора, и пятьдесят семь стихотворений, целиком переведенных самим автором. Три текста, публикуемые здесь, предлагаются как пример метода Бродского — переводчика собственных стихов. Русские оригиналы стихотворений «Tsushima Screen», «Folk Tune» и «Elegy» опубликованы на с. 203, 196 и 306 третьего тома настоящего издания. — Прим. ред.