Выбрать главу
3

Хотя для человека, чей родной язык — русский, разговоры о политическом зле столь же естественны, как пищеварение, я хотел бы теперь переменить тему. Недостаток разговоров об очевидном в том, что они развращают сознание своей легкостью, своим легко обретаемым ощущением правоты. В этом их соблазн, сходный по своей природе с соблазном социального реформатора, зло это порождающего. Осознание этого соблазна и отталкивание от него в определенной степени ответственны за судьбы многих моих современников, не говоря уже о собратьях по перу, ответственны за литературу, из-под их перьев возникшую. Она, эта литература, не была ни бегством от истории, ни заглушением памяти, как это может показаться со стороны. «Как можно сочинять музыку после Аушвица?» — вопрошает Адорно[68], и человек, знакомый с русской историей, может повторить тот же вопрос, заменив в нем название лагеря, — повторить его, пожалуй, с большим даже правом, ибо количество людей, сгинувших в сталинских лагерях, далеко превосходит количество сгинувших в немецких. «А как после Аушвица можно есть ланч?» — заметил на это как-то американский поэт Марк Стрэнд[69]. Поколение, к которому я принадлежу, во всяком случае, оказалось способным сочинить эту музыку.

Это поколение — поколение, родившееся именно тогда, когда крематории Аушвица работали на полную мощность, когда Сталин пребывал в зените своей богоподобной, абсолютной, самой природой, казалось, санкционированной власти, явилось в мир, судя по всему, чтобы продолжить то, что теоретически должно было прерваться в этих крематориях и в безымянных общих могилах сталинского архипелага[70]. Тот факт, что не все прервалось — по крайней мере в России, — есть в немалой мере заслуга моего поколения, и я горд своей к нему принадлежностью не в меньшей мере, чем тем, что я стою здесь сегодня. И тот факт, что я стою здесь сегодня, есть признание заслуг этого поколения перед культурой; вспоминая Мандельштама, я бы добавил — перед мировой культурой[71]. Оглядываясь назад, я могу сказать, что мы начинали на пустом — точней, на пугающем своей опустошенностью — месте и что скорей интуитивно, чем сознательно, мы стремились именно к воссозданию эффекта непрерывности культуры, к восстановлению ее форм и тропов, к наполнению ее немногих уцелевших и часто совершенно скомпрометированных форм нашим собственным, новым или казавшимся нам таковым, современным содержанием.

Существовал, вероятно, другой путь — путь дальнейшей деформации, поэтики осколков и развалин, минимализма, пресекшегося дыхания[72]. Если мы от него отказались, то вовсе не потому, что он казался нам путем самодраматизации, или потому, что мы были чрезвычайно одушевлены идеей сохранения наследственного благородства известных нам форм культуры, равнозначных в нашем сознании формам человеческого достоинства. Мы отказались от него, потому что выбор на самом деле был не наш, а выбор культуры — и выбор этот был опять-таки эстетический, а не нравственный. Конечно же, человеку естественней рассуждать о себе не как об орудии культуры, но наоборот, как о ее творце и хранителе. Но если я сегодня утверждаю противоположное, то это не потому, что есть определенное очарование в перефразировании на исходе XX столетия Плотина, лорда Шефтсбери, Шеллинга или Новалиса[73], но потому, что кто-кто, а поэт всегда знает, что то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка[74]; что не язык является его инструментом, а он — средством языка к продолжению своего существования. Язык же — даже если представить его как некое одушевленное существо (что было бы только справедливым) — к этическому выбору не способен.

вернуться

68

Адорно, Теодор (Theodore Wiesengrund-Adorno, 1903–1969) — немецкий философ и теоретик искусства «Франкфуртской школы». С 1934 г. в эмиграции. Бродский риторически преобразовал в вопрос следующее его утверждение 1951 г.: «To write poetry after Auschwitz is barbaric» — «Писать стихи после Аушвица — варварство», высказанное в его «Cultural Criticism and Society». См.: Theodore W. Adorno. Prisms. London: Neville Spearman, 1967. P. 19–34.

вернуться

69

Стрэнд, Марк (Mark Strand, р. 1934) — американский поэт и эссеист, друг Бродского. Поэт-лауреат США (1990–1991), лауреат многочисленных литературных премий. (См.: «О Марке Стрэнде», текст выступления Иосифа Бродского на вечере поэта в музее Гуггенхайма в Нью-Йорке 4 ноября 1986 г. Опубликован в переводе Елены Касаткиной в журнале «Иностранная литература» (1996. № 10. С. 72–173) и в ПГ, XCIX–CII. Существует еще перевод Изабеллы Мизрахи в журнале «Слово / Word» (Нью-Йорк, 1996. № 20. С. 20–21)). Стрэнд высказал свое замечание в присутствии Бродского во время занятий в Университете Юты (University of Utah).

вернуться

70

Очевидный отсыл к названию книги А. И Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». См. рецензию Бродского на нее «География зла» («Литературное обозрение». 1999. № 1. С. 4–8); английский перевод Барри Рубина (Barry Rubin) опубликован в 1977 г.: Joseph Brodsky. The Geography of Evil. Review of «From Under the Rubble» by A. Solzhenitsyn et al.; «The Gulag Archipelago III, IV» by A. Solzhenitsyn; «On Socialist Democracy» by R. Medvedev («Partisan Review». Vol. 44. No. 4. Winter 1977. P. 637–645).

вернуться

71

Намек на известное определение, данное Мандельштамом на вечере в ленинградском Доме печати 22 февраля 1933 г.: «Акмеизм — это была тоска по мировой культуре» (приводится Н. Я. Мандельштам в ее «Воспоминаниях» (с. 296)).

вернуться

72

В датированном маем 1991 г. предисловии к книге переводов Дерека Уолкотта на шведский язык «Vinterlampor» (Stockholm, 1991) (англ. оригинал хранится в архиве поэта в Нью-Йорке) Бродский пишет о «...всевозможных теориях минимализма, которые в последнее время достигли более высокого уровня, если не распространенности у публики, чем сам их предмет»: «Поэзия не есть искусство умолчания — это искусство красноречия, утверждения. Если поэт хочет быть скрытным, он может с тем же успехом сделать следующий логический шаг и полностью заткнуться» (перевод мой. — В. К.).

вернуться

73

Плотин (Plotinos, 204/205 — 269/270) — древнегреческий философ-платоник, самый видный представитель неоплатонизма. Шефтсбери, Энтони Эшли Купер, граф (Anthony Ashley Cooper, Earl of Shaftesbury, 1671–1713) — английский философ, утверждавший эстетический характер нравственного совершенства. Идеи Шефтсбери оказали большое влияние на последующее развитие эстетической мысли (Винкельман, Гердер, Гёте, Шиллер). Основное сочинение — трехтомные «Characteristics of men, manners, options, times» (1711), включающие, среди прочих, знаменитую работу «Моралисты» (1709). Новалис (псевд. Фридриха фон Харденберга) (Novalis, 1772–1801) — немецкий поэт и философ, один из представителей романтизма в Германии (круг йенских романтиков). Создатель философии «магического идеализма».

вернуться

74

Ср. в эссе «Сын цивилизации» (V, 93).