— Вернем им у них же взятое.
— Да, приобретя недвижимость.
— Некоторые уже вступили.
— Густав, как вы смеете!
— А у кого дом в Биаррице и ферма в Провансе?
— Клевета!
— Не клевета, а вырезки из газет.
— Желтая пресса!
— Да, была красная, а стала желтая.
— «Фигаро» и «Ле Монд»?
— Да хоть «Нью-Йорк Таймс».
— Господа министры! Ты, Густав, особенно...
— А кто устрицы и разносолы китайские хрупает? Бургундским запивает?
— Так на Западе, Густав, весь пролетариат питается.
— В этом смысле действительно вступили.
— Верней, соединились.
— С пролетариатом одной страны, по крайней мере.
— Да, с французским.
— Но это — коррупция! Грабеж! Расхищение национального достояния! (Угрожающе.) Народу это может не по-нра-вить-ся. Западу — тоже.
— Ты на что это, гнида тевтонская, намекаешь? Базиль Модестыч, его надо брать!
— Господа министры! Успокойтесь. Ты, Петрович, особенно. Брать никого не надо. Иначе — правительственный кризис. В другой раз, Густав, сосиски закажем и пиво из Дортмунда. Устраивает? «Мерседес», на худой конец, купим — хотя дороги, конечно, не ахти. У Густава, господа министры, расхождения с нами прежде всего гастрономического характера. Плюс естественная при его происхождении франкофобия. Коробит его, когда марки во франки превращаются. Не говоря — в доллары. Как от чеснока. Протестантская закваска; восходит к Лютеру. Скуповат и предпочитает постное.
— Поэтому и финансовых дел.
— Да просто Бундесбанк представляет.
— А говорит — национальные.
— Теперь это одно и то же.
— Поэтому домик тебе, Густав, надо покупать не в Провансе, а, скажем, в Баварии. Небольшой такой, двухэтажный, с участком. Флоксы с георгинами; летом пчелы жужжат, Альпы вдали синеют...
— Белеют.
— Ну, если хочешь — белеют. Можешь его даже Бертесгаденом назвать...
— Лучше в Тюрингии.
— Может, ты и прав: лучше в Тюрингии. Климат более умеренный, да и ландшафт помягче, а то знаешь, как в нашем возрасте в гору...
— Да там у всех «мерседес»!
— Так-то оно так. Но, честно сказать, я бы лично в Шлезвиг-Гольштейне купил. Море, во-первых; потом — архитектура ганзейская. Театры в Гамбурге хорошие, не говоря — порт. Улицы тоже для моциона длинные. Утром Дитриха Фишер-Дискау по радио слышно...
— В Гамбурге все-таки цены высокие. Тогда уж лучше в Любеке. Тем более, там Томас Манн жил.
— Да, он там «Будденброки» написал.
— Молодец, Цецилия!
— Хотя я «Доктор Фаустус» предпочитаю.
— А я, знаешь, «Волшебную гору».
— А я все-таки «Будденброки» и «Верноподданный».
— Н-да, «Будденброки»...
— То-то и оно...
— Эх...
— Вот свергнут нас или, там, не переизберут... Разъедемся мы по белу свету, будем письма друг другу писать... Приятно все-таки будет от Густава весточку из Любека получить? А, Цецилия? Или из Тюрингии?
— Да уж конечно. Как в старые времена. В девятнадцатом веке. До всего этого. Правда ведь, Петрович?
— Да чего уж там. Хоть из Баварии...
Пауза.
— Нет, я уж лучше из Любека... (Пауза.) Но если не свергнут... Если, грубо говоря, переизберут? Мы все-таки демократию ввели. Петрович — он вон людей из-под замка выпустил. И Цецилия ХЕВИ МЕТАЛЛ разрешила.
— И в Рынок в каком-то смысле вступили...
— В конце концов, кто-то должен сказать «а»...
— Да? И что тебя беспокоит, Густав?
— Что фининспектора пришлют. Проверять приедут. Не говоря — войска введут...
— Да на кой им это, Густав. Страну в долг загнать — куда более надежная форма оккупации, чем войска вводить.
— Да, они не как славяне.
— Не отсталые.
— Передовая технология.
— Тем более — история кончилась.
— Устала повторяться и кончилась.
— А фининспектора мы с Матильдой познакомим.
— На «Лебединое» контрамарку дадим.
— Водные ресурсы все-таки.
— Да, в рамках ознакомления.
— Матильда его и ознакомит.
— Нет! На «Лебединое» его отведу я.
— Ну, если хочешь.
— Все-таки — министр культуры.
— Это и будет твоя, Цецилия, Лебединая Пенсия.
— Ха-ха!
Пауза.
— Кроме того, если переизберут — никакого Любека.
— Ни Биаррица, ни Прованса тоже.
— Могут переизбрать.
— Нас же на постоянную работу назначили.
— Номенклатура все-таки.
— Н-да. Ни Парижа.
— Ну, на этот случай, господа министры, у нас есть выход. (Похлопывает по картонной коробке.) И тем самым — у нации.
— Что вы имеете в виду, Базиль Модестович?
— Это.
— Что — это?