Я оправданья вовсе не ищу, —Пусть жизнь уходит, ускользает, тает.Но я себе мгновенья не прощу,Когда меня он вдруг одолевает.
Но я собрал еще остаток сил,Теперь его не вывезет кривая:Я в глотку, в вены яд себе вгоняю —Пусть жрет, пусть сдохнет — я перехитрил.
x x x
Мой черный человек в костюме сером!..Он был министром, домуправом, офицером,Как злобный клоун он менял личиныИ бил под дых, внезапно, без причины.
И, улыбаясь, мне ломали крылья,Мой хрип порой похожим был на вой,И я немел от боли и бессильяИ лишь шептал: «Спасибо, что живой».
Я суеверен был, искал приметы,Что мол, пройдет, терпи, все ерунда…Я даже прорывался в кабинетыИ зарекался: «Больше — никогда!»
Вокруг меня кликуши голосили:"В Париж мотает, словно мы в Тюмень, —Пора такого выгнать из России!Давно пора, — видать, начальству лень".
Судачили про дачу и зарплату:Мол, денег прорва, по ночам кую.Я все отдам — берите без доплатыТрехкомнатную камеру мою.
И мне давали добрые советы,Чуть свысока похлопав по плечу,Мои друзья — известные поэты:Не стоит рифмовать «кричу — торчу».
И лопнула во мне терпенья жила —И я со смертью перешел на ты,Она давно возле меня кружила,Побаивалась только хрипоты.