Выбрать главу

* Над черною Москвой-рекой *

Над черною Москвой-рекой Высокий снеговой покой. И кажется, что сердце бьется Для новой жизни, для тепла, Которое я отдала, Которое ко мне вернется. И серебристым снежным блесткам, Мешающимся с лунным воском И тьмою ночи нет числа. А из ладони, что вместила И твердь, и землю, и светила, Поток творящего тепла Струится в душу. Тает мгла.

[1]

* Я слышу цокот легких каблуков. *

Я слышу цокот легких каблуков. Июньский ливень освежил Москву. И женщин в облаке дождевиков Я вижу то ль во сне, то ль наяву. В подъезды забегает детвора, Подобно стае вымокших котят. Так город умывается с утра, И тротуары серебром блестят. И продавщицы белоснежных роз Их под клеенку прячут поскорей. Я полюбила город летних гроз — Орех волшебный в серой кожуре.

* Ангел мой светлый, ты слышишь, тихо? *

Ангел мой светлый, ты слышишь, тихо? Звезды над головой. Горечью ветра и сладостью жмыха Пахнет ночлег наш земной. И молоко говорит белизною Нецелованных губ своих С крутолобой, задумчивою луною Среди звезд литых. И я вспоминаю раннее детство, Когда так сладки куски льда. С вечностью тихой благое соседство Зрячими делает нас всегда.

* Какая мгла, какая нежность! *

Какая мгла, какая нежность! Полночный сад прохладен, пуст. И кто сказал, что безнадежность — Не лучшее из наших чувств? Коснулась ледяной рукою, Взглянула тихо на меня, Промолвила: "Я успокою Тебя, искавшую огня. Да, пламень и горяч, и светел, Но ты немолода уже, И что останется? Лишь пепел В твоей же собственной душе".

* На черемухе повисла пена, *

На черемухе повисла пена, Закрывая ствол ее корявый. Долетает музыка Шопена С милою фальшивинкой картавой. Зеркало, мой облик принимая, Отразит его чуть-чуть иначе. Все же хорошо в начале мая Сочинять стихи и жить на даче. Может быть, не так уж много смысла В том, что с нами было или стало… Но в окне черемуха повисла И уже все этим оправдала.

* Склоняясь над бумагой тленной *

Склоняясь над бумагой тленной, Я слышу грозный гул Вселенной. Вихрь мирозданья слышу я, Как будто в одеянье строгом Строитель-Бог идет по строкам Священной Книги Бытия.

* Красное падает с кленов, *

Красное падает с кленов, Желтое — с тонких берез. К этой лоскутной подушке Низкий мой домик прирос. Слежу за прыжками белки, Пью утренний чай в полусне. Улыбаются мне тарелки С полочки на стене. О мир волшебный, воздушный, Молчи, красоту храня. Никогда не мелкий, не скучный, Всегда ты больше меня!

* Я ночью в небо подняла глаза *

Я ночью в небо подняла глаза И сразу поняла, как от земли устала. Играли звезды, и луна блистала Так, будто бы на ней маслина расцветала И нищий городок построила слеза. Прости меня, евангельское слово, За всю неверность тайную прости. Что ценно, кроме невода худого, Молитвы тихой, пота пролитого И праха освященного в горсти? Мы ничего в самих себе не знаем. Нам снится некий бесконечный сон. И тот, кто нами ныне изгоняем, Пленяет нас своим прозрачным раем, И вместо хлеба камень просит он.

* Мне красота твоя была как смерть, *

Мне красота твоя была как смерть, Когда морозы жгучие трещали, А мир уменьшился от стужи и печали. Что делать мне теперь? Молю, ответь. Уходишь ли — уйду я за тобою, Возможно — жить, возможно — умирать. Тому ль гадать, тому ли выбирать, Кому страданье сделалось судьбою? Вселенная меняется шутя, Преображаются холмы, долины, реки. А я — всего лишь сон о человеке, Беспомощное взрослое дитя. В огромных каменных корзинах мирозданья Луна и звезды переезда ждут. А ты — моя любовь сейчас и тут, Мое неисполнимое желанье.
вернуться

1

"Я БЛИЖЕ К ВЕЧНОСТИ СТАЛА НА ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА…"

Прочитав эту строчку из стихотворения москвички Анастасии Харитоновой, я поняла, что Бог послал мне встречу с необыкновенно одаренным поэтом. "Для меня в поэте важно — создал ли он свою Россию", — написала Анастасия в одном из первых писем. На страницах 16-ти книг Анастасии Харитоновой живет Россия, о которой поэтесса сказала: "И я, дитя убитого народа, вам говорю: прекрасней места нет". У нее есть одна особенность: на протяжении почти двух столетий раздираемая борьбой различных партий, не щадящих ни чужой, ни своей крови ради светлого будущего, Россия Анастасии Харитоновой вне политики. Она — выше, потому что это Россия, не ищущая сомнительной правды земной, но взыскующая истины небесной: "Сотри сомненья. Память прогони./ Дай мне у вешней смерти на привале / До слез постичь, как хороши они — / Те, кто убит, и те, кто убивали". Анастасия Харитонова была лауреатом международного поэтического фестиваля в Италии, откуда она привезла золотую пластину, украшенную гравировкой с ее именем. Подборка стихотворений в московском журнале "Слово" была признана лучшей за 2000 год. Высокую оценку ее творчеству давали В. Лакшин, К. Ковальджи, И. Волгин. Книга переводов стихотворных и прозаических размышлений Папы Иоанна Павла II, изданная в 3-х экземплярах, была подарена понтифику Борисом Ельциным в ходе государственного визита в Ватикан. Но — "Мой зрелый труд людьми не понят", — эти строчки из первой книги не потеряли актуальности до сих пор. Мне кажется, именно масштаб дарования, обращение к вечным проблемам человеческой души и высокий слог не давали этому чистому голосу быть услышанным. Но поэтесса и не искала сиюминутной известности. Она следовала за своей Музой, не оборачиваясь на шум "прибоя рынка". "Теперь — о Музе. Она — не выдумка, уверяю Вас! Моя Муза, например, очень деспотична. Она выбирает, в кого мне влюбляться (чтобы были стихи), какую музыку слушать, какие книги читать". И в ответ Муза не покидала исписанных страниц. "Ах, Муза, щеки твои — пламя, черны башмачки…" По окончании творческого вечера в литературной гостиной тольяттинской "Библиотеки Автограда" в октябре 2002 г. были цветы, и слезы благодарности на глазах, и длинная очередь желающих получить автограф. "Зима в начале. Двор белеет слепо. / На всех карнизах — стаи голубей. / Мне кажется, что я умру нелепо, / Так, что нельзя и выдумать глупей — / На улице…" Это было написано в начале творческого пути и воплотилось до мельчайших подробностей. Подросток-ангел, смутившись в толчее, не забрал ее душу. Анастасия Харитонова умерла в реанимации больницы им. Склифасовского через две недели после трагического происшествия, 1-го декабря 2003 года, в возрасте 37 лет. Но как бы ни была горька утрата, не это главное. Главное, что прикоснувшаяся к ее поэзии душа — я уверена — не раз вздохнет про себя: "Я ближе к вечности стала на одного человека".

Елена Карева, Тольятти