1931
«Трава рождается, теплом дорога дышит…»
Трава рождается, теплом дорога дышит,
Любуются рекою острова.
Душа молчит, она себя не слышит,
Она живет во всем, она мертва.
Встает весна. От постоянной боли
Душа утомлена, тиха, пуста.
Болезнею, которою я болен,
Был болен мир, от первых дней греха.
Под белым солнцем травы оживают,
Теплеет свет, работа далека.
Спокойно над рекою долетает
До белых облаков Твоя рука.
Ты говоришь, сама не понимая,
Сама от слова слишком далека
И просыпается к словам река немая,
Становятся словами облака.
На бронзовой дороге над водою
Мы говорим, рожденные в аду,
Спасенные ущербом и судьбою,
Мы взвешиваем в небе пепел душ.
Теряется река за островами,
Купальня млеет солнечным пятном,
Скрывается Сибилла за словами.
Жизнь повторяется. И снова не о том.
Спокойно, отдаленно, неподвижно
С камней моста Ты щуришься на свет,
А там, вдали, стирая наши жизни
Проходит облако и снова счастья нет.
1931
«Во мгле лежит печаль полей…»
1
Во мгле лежит печаль полей,
Чуть видно солнце золотое
Играет в толстом хрустале,
Где пламя теплится святое.
В холодной церкви тишина,
Все чисто вымыто руками,
Лишь в алтари вознесена
Лампада теплится веками.
И камень жив святой водой,
Все спит, но сон церковный светел,
Легко священник молодой
Возносить чашу на рассвете.
Неспешно, ровно повторив
Слова звучавшие веками,
Когда еще зари горит
Нездешний свет за облаками,
И колокол в туманный час
Неспешно голос посылает,
От смертных снов не будит нас,
Не судит, но благословляет.
2
Тихо светится солнце в тумане,
Дым восходит недвижным столбом,
Уж телега стучит меж домами,
Просыпается жизнь в голубом.
Легкий иней растаял на крышах
Колокольный язык замолчал,
Все по прежнему было, а выше
Появился просвет и пропал.
Я сегодня так рано проснулся
Долго спал, но не помнятся сны,
Бело-серому дню улыбнулся,
Все простил и не вспомнил вины.
А потом замрачнел в ожиданьи,
Потемнел, погрузился во мрак,
Вышел к людям — не рады свиданью,
Глянул в сердце — сомненье и страх.
А потом под водой ледяною
В эту церковь пустую зашел,
Где лампада парит над землею,
Не смущаясь ни горя, ни зол.
Долго думал, но боль не смирилась
Лишь потом потемнела она,
Слезы брызнули, сердце раскрылось
Возвратилась моя тишина.
Тихо новый собор озарился,
Безмятежный священник пришел,
Я услышал орган и забылся,
Отрешился от горя и зол.
3
На холодном желтеющем небе,
Над канавой, где мчится вода,
Непрестанно, как мысли о хлебе,
В зимнем небе дымят города.
Тяжкий поезд мосты сотрясает,
Появляется надпись: «Табак»
Загорается газ, погасает,
Отворяются двери в кабак.
Слез кондуктор и будочник свистнул,
Потащились вагоны в снегу.
Я с утра оторвался от жизни,
Все иду, уж идти не могу.
Первый снег мне былое напомнил
О судьбе, о земле, о Тебе,
Я оделся и вышел из комнат
Успокаивать горе в ходьбе.
Но напрасно вдоль белых чертогов
Шум скользит, как река в берегах.
Все такая же боль на дорогах,
Все такое же горе в снегах.
Нет, не надо во мраке опоры;
Даль нужней, высота, чистота,
Отрешенья высокие горы,
Занесенные крыши скита.
Долго будет метел бездорожить
Ночь пройдет, успокоится снег,
Тихо стукнет калитка, прохожий
Обретет долгожданный ночлег.
Свет лампады негромко, немудро
Означает покой здесь, ложись,
Завтра встанешь, как снежное утро,
Безмятежно вмешаешься в жизнь.
Только где же твой скит горожанин?
Дома низко склоняюсь к трудам.
Только где же твой дом каторжанин?
Слышишь церковь звонит? это там.
1931
«Лунный диск исчез за виадуком…»
Лунный диск исчез за виадуком,
Лед скрипит под мокрым башмаком.
Друг бездомный с бесконечной мукой,
С бесконечной скукой этой я знаком.
В этой жизни слабым не ужиться,
Петь? К чему им сердце разрывать.
И не время думать и молиться,
Время — спать, страдать и умирать.