«Друг природы, ангел нелюдимый…»
Друг природы, ангел нелюдимый,
Все прости, обиды позабудь,
Выйди в поле, где в туманном дыме
Над землей сияет млечный путь.
Темный лес безмолвен у дороги,
Где-то слышен отдаленный лай.
Спи, больное сердце недотроги,
От надежд и счастья отдыхай.
В тишине как будто едет кто-то,
Нет, то шум спадающих листов,
За рекой над скошенным болотом
Встал луны холодный ободок.
Скоро, скоро ляжет на дорогу
Желтый лист и просветлеет бор,
Охладеет солнце понемногу
И в лесу замолкнет птичий хор.
Тихо блеск таинственный ложится,
Спит природа, кроткая всегда,
Только Ты тоскуешь и боишься,
Все жалеешь прошлые года.
Все кругом готовится к разлуке,
Все смолчит обиду зимних бурь,
А потом весной забудет муки,
Возвратится листьями в лазурь.
Так и Ты, во мраке неизбежном
В звездный мир взгляни и наглядись,
А потом усни и к жизни прежней
С новой силой поутру вернись.
1931
«В сумерках ложились золотые тени…»
Д.Ш.
В сумерках ложились золотые тени,
Рыболов был тихо освещен.
Видели должно быть сны растенья.
Нищий спал, опершись о мешок.
Загорались лампы в магазинах
И лежал на теплой мостовой
Высоты померкший отблеск синий.
Ласточки прощались с синевой.
Скоро будем в сумерках обедать,
Слушать стекол сумрачную дробь,
Может быть неловко напоследок
Перекрестим лоб.
Что ж никто не знает, кто как жил
Кто читал. Кто ждал освобожденья,
Тихо руки на груди сложил,
Превратился сам в свое виденье.
Высоко у имени Господня
Дух часов хранит его судьбу,
Звон раздастся в черной преисподней,
Утро вздрогнет в ледяном гробу.
Медленно спадает вечер. Ниже небо,
Дым блестит. В сияньи паровоз.
В холоде отчетливо кричит.
Кто там в поле?
Поздней осенью темнеет рано,
Загораются на станции огни,
Ничего не видно за туманом,
Запотели стекла. Мы одни.
«Всматриваясь в гибель летних дней…»
Всматриваясь в гибель летних дней,
В пыльный, яркий мир, лишенный счастья,
Гамлет, солнце в царствие теней,
Тихо сходит, утомясь от власти.
Меж деревьев яркий газ горит,
Там вдали на желтом, пыльном шаре тленном,
Еле слышный голос говорит
О высоком, странном и священном.
Солнечный герой, создавший мир,
Слушай бездну, вот твоя награда.
Проклят будь, смутивший лоно тьмы,
Архитектор солнечного ада.
«Как Ты смел», былинка говорит,
«Как Ты мог», волна шумит из мрака
«Нас вдали от сада Гесперид
Вызвать быть для гибели и мрака.»
«На желтом небе аккуратной тушью…»
На желтом небе аккуратной тушью
Рукой холодной нарисован город.
Иди в дожде. Молчи и слушай души,
Но не утешишься и не обманешь голод.
Душа темна, как зимняя вода,
Что отражает все, всегда пустая.
Она в ручье стекает навсегда,
В огнях рекламы сумрачно блистает.
Как смеешь Ты меня не уважать?
Я сух — Ты говоришь, я бел, прекрасно.
Так знай: так сух платок от слез отжат,
И бел, от прачки возвратясь напрасно.
Я научился говорить «всегда»
И «никогда» и «некогда». Я вижу,
Как подымается по лестнице судьба,
Толчется малость и стекает ниже.
Не верю я себе, Тебе, но знаю,
Но вижу, как бесправны я и Ты
И как река сползает ледяная,
Неся с собою камни с высоты.
Как бесконечно беззащитен вечер,
Когда клубится в нем туманный стих
И как пальто надетое на плечи
Тебя покой декабрьский настиг.
«Вечер сияет. Прошли дожди…»
Вечер сияет. Прошли дожди.
Голос мечтает… Молчи и жди.
Над миром пены шутить стихами
И постепенно, устав, стихает.
Черная птица! Полно носиться,
Уж поздний вечер, а дом далече.
Темнеют своды. Последний луч
Ложится в воду, из темных туч.
Певец Мореллы! бойся воды,
Скользит в ней белый венец луны.
Ты не заметишь, как упадешь,
Невесту встретишь, царевну-ложь.
К земле стекает астральный свет.
Грустит: не знаю, вернусь иль нет.
Лежит в могиле каменный гость,
Поет Вергилий, цветет погост
Над степью мчится мгновенный век,
Осока снится сиянью рек.
Трава ложится, клонясь внезапно.
Высоко птица летит на запад.
Цветок мечтает. Молчат гробы
Никто не знает своей судьбы.