1934
«Холодное, румяное от сна…»
Холодное, румяное от сна,
Лицо зари склонилось над землею.
Ты снова здесь, весна моя, весна,
В рассветной тишине одна со мною.
В пустом лесу чуть слышный гам возник,
Там мертвый лист живую землю греет,
И отражает сумрачный родник
Свет облака, что над березой реет.
Хрустальными ресницами блестит
Роса высот на буераке мшистом.
И сердце ждет, оно давно не спит,
Чтоб встретить яркий свет на ветвях чистых.
Как за ночь успокоилась вода,
И далеко слыхать, как рыба плещет.
Идут круги и тают без следа.
Все ближе жизнь, все ярче небо блещет.
Весенний лес вдруг вспыхнул солнцем весь
Согретый лучезарною рекою.
Внезапно с солнцем встретившись, как здесь
Мы встретились с Тобою и покоем.
Смотрю на мир, где новые века
Вступают в жизнь, о небе забывая.
Весна красавица пришла издалека,
И мир пустой недвижно озирает.
Еще вдали не тают небеса,
Свинцовые, над мокрым черноземом,
В овраге птиц не слышны голоса
И грязный снег лежит в лесу зеленом.
Лишь слабый гром чуть слышно ворожит,
В сияньи туч, тяжелой влагой полных.
Ты, кажется, душа собралась жить,
И смотришь, родину стараясь вспомнить.
Под тяжкими ресницами глаза
Устремлены в предел знакомой боли,
Где вдалеке обречена гроза
Блеснуть и шумно вылиться над полем.
Все радостней, все крепче мир любя,
Смеясь и узы грусти разрывая,
Я здесь живу, я встретил здесь Тебя,
Я шум дождя Тобою называю.
1934
«Жарко дышит степной океан…»
Жарко дышит степной океан.
Шорох птицы на скошенном хлебе.
Облаков ослепительный стан
Безмятежно раскинулся в небе.
Снова не было долго дождя.
Пыль рисует шоссе в отдаленьи,
Долгий день, в синеве проходя,
Треск кузнечиков слушал все время.
Телеграфный трезвон над землею
Не смолкает, недвижно певуч
И горячей лоснится водою
Желтый омут меж глиняных круч.
Над рубашкой Твоей голубою
Кудри вьются в лазури небес.
Эту книгу, что носишь с собою
Ты читаешь? — Нет, слушаю лес.
Удивляюсь векам, не читая,
В поле, там, где теряется след,
Приникаю к траве, не считая
Невозвратного горя, ни лет.
Боль весла привыкает к ладони,
Но бросаю и счастье молчит,
Лишь курлычет вода в плоскодоньи
И оса неподвижно звенит.
Все наполнено солнечным знаньем,
Полногласием жизни и сном.
На горячей скамье, без сознанья
Ты жуешь стебелек в голубом.
Кто покой Твой не знает, тот не был
За пределом судьбы и беды.
Там Тебя окружают два неба,
Сон лазури и отблеск воды.
Без упрека, без дна, без ответа
Ослепительно в треске цикад
От земли отдаляется лето,
В желтой славе клонясь на закат.
Тщетно, словно грустя о просторе,
Ты пыталась волне подражать,
Только Ты человек, а не море —
Потому что Ты можешь скучать.
1934
«Мать без края: быть или не быть…»
Мать без края: «быть или не быть»,
Может быть послушать голос нежный
Погасить лучи и все забыть,
Возвратить им сумрак ночи снежной.
Мать святая, вечная судьба.
Млечный путь едва блестит. Все длится.
Где-то в бездне черная труба
Страшного суда не шевелится.
Тихо дышат звездные хоры.
Отвечает мать больному сыну:
Я — любовь, создавшая миры,
Я всему страданию причина.
Состраданье — гибель всех существ.
Я — жестокость. Я — немая жалость.
Я — предвечный сумрак всех естеств,
Всех богов священная усталость.
Спи, цари, Я — рок любви земной,
Я — почин священных повторений,
Я — вдали под низкою луной
Голос вопрошающий в сомненьи.
О, герой, лети святым путем,
Минет час, ты рок богов узнаешь.
Я же с первым утренним лучом
В комнате проснусь, что ты не знаешь.
Улыбнусь. Рукой тетрадь открою,
Вспомню сон святой хотя б немного
И спокойно, грязною рукою
Напишу, что я прощаю Бога.
Сон о счастьи. Газ в пыли бульвара,
Запах листьев, голоса друзей.
Это все, что встанет от пожара
Солнечной судьбы. Смирись, ничей.
1935
«Как замутняет воду молоко…»
Как замутняет воду молоко,
Печаль любви тотчас же изменяет.
Как мы ушли с тобою далеко
От тех часов когда не изменяют.
Туман растекся в воздухе пустом.
Бессилен гнев. как отсыревший порох.
Мы это море переплыли скоро,
Душа лежит на гравии пластом.
Приехал к великанам Гулливер,
И вот пред ним огромный вечер вырос,
Непобедимый и немой, как сырость.
Печальный, как закрытый на ночь сквер.
И вновь луна, как неживой пастух,
Пасет стада над побежденным миром,
И я иду, судьбой отпущен с миром,
Ее оставив на своем посту.