«Отцветает земля. Над деревнею солнце заходит…»
Отцветает земля. Над деревнею солнце заходит.
Где-то в сторону моря, за рельсами, дышит земля.
Средь высоких колючек, там осень живет на свободе,
Улыбается, шепчет и ягодой рядит кусты.
За песчаным холмом, неподвижным сиянием полный
Невидимый простор, шелестя, покрывает пески.
Я проснулся и слушаю, в сердце спокойные волны
Безнадежности, счастья и ясной осенней тоски.
Кто-то ходит за мною и слышится треск можжевельный.
Это счастье мое заблудилось в полях.
У воды потерялось, в сиянии неба бесцельном,
Как забытая книга, с отметкой твоей на полях.
То, что, сумрачно щурясь, твой гений писал торопливо,
Незаметно шурша, покрывается теплым песком
И над миром твоим наклоняется ветка крапивы,
А гроза, проходя, освещает страницы огнем.
Ты ушла и осталась; мы можем уже не страшиться
Расставаться надолго, кто может дождю помешать
С безупречным задором твоим над землей проноситься,
Отдаваясь в груди моей, что ты научила дышать.
Все тобою полно, все еще раз от нас отдаляясь,
Улыбается нам. Погасают стога не спеша.
Отцветает земля, осыпаются дни, забываясь,
И на низкое солнце, усталая, смотрит душа.
(Из книги стихов «Орфей в аду»)
Не в том, чтобы шептать прекрасные стихи,
Не в том, чтобы смешить друзей счастливых,
Не в том, что участью считают моряки,
Ни в сумрачных словах людей болтливых.
Кружится снег и в этом жизнь и смерть,
Горят часы, и в этом свет и нежность,
Стучат дрова, блаженство, безнадежность
И снова дно встречает всюду жердь.
Прислушайся к огню в своей печи,
Он будет глухо петь, а ты молчи,
О тишине над огненной дугою,
О тысяче железных стен во тьме,
О солнечных словах любви в тюрьме,
О невозможности борьбы с самим собою.
1923-34
Все что будет завтра —
Остров спит в закате,
Медленно течет вода в реке.
Все что будет — будет,
Все спешит к расплате,
Снег с высот, качаясь, падает к земле.
Разрываются тонкие цепи
С металлическим звуком
Огромных просторов пустых.
Море тихо шумит.
Как спокойно все гаснет на свете!
Дождь спускается к жизни,
Шелестя на листах золотых.
Статуя читает книгу, спит младенец
Соловей вздыхает над болотом
Родники не спят в своих берлогах.
Отражают звезды, вертят сферы.
Снег идет Раздетые деревья
Как железо медленно стучат.
Серый день, какой-то свет на небе.
Кто там ходит в бездне в поздний час?
Холодно, спокойно, нас не знают
Мы укрыты в холодах и в сумерках.
Люди в окнах фонари считают.
Не дошли до половины — умерли.
В сумерках нам свет целует руки.
Падаю на солнце,
Лечу и гасну.
Слабость и счастье,
Мгновенный страх.
Все безвозвратно,
Все больно, все ясно,
Все будет бесплатно
В иных мирах,
Пой, как умеешь,
Не бойся звуков.
Все равно не услышат,
Не скроешь муку.
И не заметишь
И не забудешь.
Горе злосчастье,
Мерзлые сласти,
Нагие страсти
Не в нашей власти.
Молчу, склоняюсь,
Живу, меняюсь.
Все будет скоро
Вне наших взоров.
Мы преданы гибели звуков.
Звезды, розы, облака,
Тихий зов издалека,
Соловьи над грязным прудом —
Все тебе казалось чудом.
— Как все это жить здесь может?
Спрашивал огни прохожий.
Не смотрите в небеса —
Там заклятье солнца душит.
Не смотрите в облака —
Там погибель слабым душам.
Не кричите в темноте —
В тишине никто не слышит.
Человек отворил балаган,
Улыбаясь взглянул на народ
И сказал:
Кто разгадал, отчего он живет —
Сразу умрет.
«Мой бедный друг, живи на четверть жизни…»
Мой бедный друг, живи на четверть жизни.
Достаточно и четверти надежд.
За преступленье — четверть укоризны
И четверть страха пред закрытьем вежд.
Тебе, дитя, достался жребий счастья,
Я — прокаженный нищий в полумгле.
Отгородясь от твоего участья
Возможно ль побираться на земле?