А теперь, когда увидел ты, друг, в небе являемый Божий Промысл, поведем тебя к обозрению прочих частей твари и, как детей, начинающих только ходить, взяв за руку, заставим обойти постепенно все творение. Поэтому сойди с неба, как бы на первую некую ступень — к солнцу; не бойся попаления, но взойди и осматривай; не сожжет оно тебя, исполненного благопризнательности к Творцу, но укажет тебе Зиждителя, Который повелевает ему силу естества употреблять на противоположное действие. Огонь по природе обыкновенно стремится вверх, как вода течет по скату вниз. Невозможно, как воду провести из–под горы на вершину горы, так заставить огонь обратить пламень свой вниз; но если кто, держа свечу или факел, тысячу раз употребит усилие оборачивать рукою вниз, пламень снова подниматься будет вверх и устремляться к держащей свечу руке, и не переменит стремления, какое получил в начале, но верным останется уставам естества. Творцу же все нетрудно. Что не послушно твоей руке, то покорно мановениям Зиждителя. И можем видеть, что солнце, луна и сонм звезд хребет свой обращают к небу, а лучи свои издают вниз, потому что они служебны Сотворшему и устав Создавшего — для них естество. Тебе не покоряется естество огня и не оставляет свойственной ему деятельности, потому что сослужебно тебе; повинуясь же мановениям Творца, оно изменяется, и естество, стремящееся вверх, делается устремляющимся вниз. Так и водное естество, текучее и не имеющее плотности, Творец возводит и возносит ввыспрь и, привлекая снизу, ставит среди неба и земли, не подпираемое, но подъемлемое и держимое единым словом.
Но пока удержись от желания услышать что–либо об облаках и от охоты идти вперед, не научившись еще ходить: постепенно же, обходя тварь, изучай стезю благочестия. Но и здесь усматривай Божий Промысл, который бодрствует над солнцем, луною и другими светилами и как бы гласом каким повелевает им освещать людей, и не просто освещать, но вместе служить к разделению времени; потому что солнце, восходя, производит день, а заходя и как бы скрываясь, уступает место ночи, темноту которой Зиждитель растворяет светом луны и звезд. И можешь видеть, что как бы брат и сестра (разумею день и ночь), на потребу людям друг у друга берут взаем время и с благодарностию опять возвращают назад. С прохождением зимы и с первыми лучами весны, когда у людей всего более трудов по промышленности, путешествий, отлучек, отправлений из пристаней, когда море делается спокойным и свободным от зимней суровости, земля, украшаясь жатвами, призывает земледельца к прилежной работе, а растения приглашают садовника к обрезыванию, орошению и к окапыванию заступом, тогда день берет взаем у ночи, увеличивая для людей время деятельности, берет же понемногу, чтобы внезапным приращением не сделать вреда пользующимся; потому что внезапно увеличенный труд крайне вреден телам, долгое время остававшимся в недеятельности. Поэтому–то день понемногу принимает приращение. Когда же лето достигает средины, заем прекращается и немедленно начинается уплата; и она не в один производится день, но также понемногу, как было взимаемо, и возвращается, что взято. Потом осенью, когда день сделается равным ночи, не стыдится он умаляться, никак не соглашается удержать что–либо принадлежащее сестре, трудящейся с ним под одним игом, но, пока не уплатит всего долга, не перестает убывать и оказывать долговременную услугу людям, потому что, когда, по причине стужи, дождя, грязи, принуждены бывают оставаться дома, ночь для них приятнее дня, а есть и такие, что, когда ночь сделается столько длинною, не знают сытости в отдохновении, но негодуют, увидев рассвет утра. Так и ночь, взяв долг, не отказывается дать снова взаем.