Выбрать главу

Трудами и хранением себя источается чистота помыслов, а чистотою помыслов — свет мышления. Отсюда же по благодати ум руководится к тому, над чем чувства не имеют власти, чему и не учат, и не научаются они.

Представьте себе, что добродетель есть тело, созерцание — душа, а то и другое — один совершенный человек, соединяемый духом из двух частей, из чувственного и разумного. И как невозможно, чтобы душа получила бытие и была рождена без совершенного образования тела с его членами, так душе прийти в созерцание второе, т. е. в дух откровения, — в созерцание, образуемое в ложеснах, приемлющих в себя добродетели; а это (доброделание) есть обитель рассуждения, приемлющего откровения.

Созерцание есть ощущение Божественных таин, сокровенных в вещах и в их причинах.

(Слово 2, стр. 12—14).

Диавольская брань.

О различных способах брани, какую диавол ведет с шествующими путем тесным, превысшим мира.

У сопротивника нашего диавола есть древний обычай со вступающими в подвиг сей хитро разнообразить борьбу свою — соответственно образу вооружения их, и, соображаясь с намерением лица, изменяет он способ своего ратоборства. Которые ленивы произволением и немощны помыслами, на тех обращает особое внимание, и с самого начала сильно нападает на них, так что восставляет против них твердые и сильные искушения, чтобы в начале пути заставить их изведать все способы лукавства его, чтобы с первого подвига объяла их боязнь, путь их показался им жестоким и неудобопроходимым, и сказали они так: «Если начало пути так тяжело и трудно, то кто может до самого конца его выдержать многие находящиеся посреди его трудности?» И с того времени не могут уже они снова восстать или идти вперед, и даже видеть что–либо иное от гнетущей заботы о сем. И мало–помалу диавол усиливает с ними жестокую брань свою, чтобы обратить их таким образом в бегство. Лучше сказать, Сам Бог попускает диаволу превозмогать их, и ни в чем не вспомоществует им, потому что с сомнением и холодностью вступили они в подвиг Господень. Ибо говорит Бог: «проклят всяк творяй дело Господне с небрежением, и возбраняющий руке от крове» (Иер. 48, 10); и еще: «Господь близ боящихся Его» (Пс. 84, 10). Ибо без страха и холодности идти против диавола повелевает Бог, говоря: начни только губить его, и устремись на брань с ним, и сразись с ним мужественно, и возложу страх твой на всех врагов твоих под небом (Втор. 11, 25). Ибо если не умрешь добровольно чувственною смертию за благость Божию, то поневоле умрешь духовно — для Бога.

Поэтому, если такова твоя участь, без отягощения (без малодушия) добровольно прими за Бога временные страдания, чтобы войти в славу Божию. Ибо, если в подвиге Господнем умрешь телесно, Сам Господь увенчает тебя, и честным останкам твоим дарует Бог честь мучеников. Посему, как сказал я выше, те, которые в самом начале были нерадивы и расслаблены и не решились предать себя на смерть, те с сего времени во всех бранях оказываются слабыми, а не мужественными. Лучше же сказать, Бог попускает, чтобы они были гонимы и побеждены в бранях, потому что не поистине взыскали Его, но, как бы искушая и издеваясь, пытались совершить дело Божие. Потому и сам диавол изначала узнал их и испытал их в помыслах их, каковы они, т. е. — боязливы и самолюбивы и более всего щадят тело свое. И посему–то как бы бурею гонит их, так как не видит в них духовной силы, какую обык видеть в святых. Ибо, соответственно произволению человека стремиться к Богу и намерению стремиться к цели ради Него, и Бог содействует, и помогает, и являет ему Свое о нем промышление. А диавол не может приближаться к человеку или наводить на него искушения, если человек не вознерадит, и Бог не попустит на него (искушений). Или, если кто допустит себя до срамных помыслов самомнением и превозношением, или помыслом сомнения и двоедушия, то диавол испрашивает таковых себе на искушение.

Новоначальных же, простых и неопытных, не спрашивает он у Бога, подобно святым и великим, для искушения их. Ибо знает, что Бог не попустит таковым впасть в руки его (так как Богу известно, что нет у них достаточных сил против диавольских искушений), разве будет в них одна из сказанных причин, и тогда сила Промысла Божия удаляется от них. Это есть первый способ диавольских браней.

О втором способе диавольских браней.

А которые, как видит диавол, мужественны, сильны, ни во что вменяют смерть, исходят на дело с великою ревностью, предают себя на всякое искушение и на смерть, пренебрегают жизнью мирскою, телом и всеми искушениями, навстречу тем не вдруг выходит диавол, и по большей части не показывает себя им, скрывается, уступает им место и не встречается с ними при первом их устремлении, и не вступает с ними в брань. Ибо знает, что всякое начало брани бывает горячее; и известно ему, что подвижник имеет великую ревность, а ревностные воители нелегко побеждаются. Делает же это диавол, не их самих устрашаясь, но боится он окружающей их, его устрашающей, Божественной силы. Посему, пока видит их таковыми, не осмеливается даже прикоснуться к ним — до тех пор, пока не увидит, что охладели они в ревности своей, и те оружия, какие уготовали себе в мыслях своих, сложили с себя изменением Божественных словес и памятований, содействующих и вспомоществующих им; во время же лености их обращает на них внимание, когда уклонятся они несколько от первых помыслов своих, и сами от себя начнут изобретать то, что служит к одолению их в них же источающимися ласкательствами (обольщениями) мудрования их, и сами от себя душам своим искапывают ров погибели от лености происходящим парением помыслов, от которых в них, т. е. в мыслях и в сердцах их, воцарилась холодность. И диавол, когда удерживается от нападения на них, делает сие непроизвольно, не потому что щадит их или стыдится их, ибо ни во что вменяет их. Напротив того, рассуждаю, что некая сила окружает тех, которые с пламенною ревностью стремятся к Богу, с младенческими чувствами исходят на подвиг, без колебания отрекаются от мира, надеются же на Бога, веруют в Него и не знают, с кем ведут борьбу. Посему Бог отражает от них лютость диавольского лукавства, чтобы не приближалась к ним, и враг обуздывается, видя Хранителя, всегда их охраняющего. Ибо, если не отринут от себя причин помощи, т. е. молитв, трудов и смиренномудрия, то Заступник и Помощник сей никогда не удаляется от них.