7. А если о страстях, помыслах и их борьбе размышляет он — как следуют помыслы один за другим, и какая страсть соединена с какой, и каково начало первой и каков конец ее; и какой силой обладает каждая из страстей, и от чего она ослабляется и чем усиливается — он только сосредоточен на страстях и упражняет ум свой.
8. Но если он размышляет о Боге и изумляется свойствам Его и исследует одного лишь Бога, он просветляется, а в этом также заключены и вышеназванные <вещи>.
9. Они, конечно, сами по себе хороши, но они суть борения; и неправильно, чтобы мысль и знание души и тела полностью пребывали в них. Ни красота служения, ни знание состязаний и борений, [574] ни мысленное противостояние страстям не составляет цели надежды, которая нам проповедана — той, о которой Апостол сказал: постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, [575] и чтобы мы превосходили во всякой премудрости и во всяком духовном разумении. [576] Как можем мы умудриться и ощутить это, если мы только в противостоянии и противоборстве страстным помыслам, в спорах с ними и постоянной заботе о них пребываем ночью и днем?
10. А ведь многие люди упражняются и становятся искусными в этом — и их служение прекрасно и трудно, но о другом аспекте они ничуть не задумываются.
11. Итак, что до этих других <деланий>, — будь то телесное служение или искусное различение между страстями и добродетелью, — то пока человек находится в постоянном размышлении о них, думает о них и мысленно перебирает их [577] ночью и днем, он то побеждает, то терпит поражение; то падает, то встает; его помысл то очищается, то оскверняется; то он среди падений, то укрепляется покаянием. Короче, он находится в состязании.
12. Но когда в размышление о Боге вовлечен ум его, <человек> поднимается выше состязания. Не то, чтобы он преодолел помыслы, движения и страсти, но он царствует над ними, и они полностью исчезают. Они не побеждены, и никакой победы здесь нет; однако ни страсти, ни воспоминания о них, ни возбуждения их <больше> не возникают, ибо такой <человек> восхищен из мира; и все мысли, действия, различия и знание о них — всех их оставляет он долу, где им и место, тогда как ум взят из их среды. Но если добродетель состоит в страстях, добродетелях и прочем, тогда, вне всякого сомнения, по земле блуждает разум.
13. Когда же <человек> размышляет о Боге и о богатствах волн того, что относится к Нему и принадлежит Ему, тогда он удаляется из мира, и дверь для всех воспоминаний закрывается, и остаются страсти на своих местах праздными, а он поднят превыше того <места>, где они находятся. Ибо нет добродетели, не сопряженной с постоянной борьбой.
14. Есть один вид знания, сила которого в том, что он занят добродетелью; но есть и другой вид знания, который состоит в помышлении разума о Боге, как сказал блаженный Марк Отшельник: «Одно — знание действий, [578] а другое — знание истины. Как солнце выше луны, так и второй вид выше и преимущественнее первого». [579]
15. «Знанием действий» он называет то знание, которое рождается из служения и состязаний со страстями, согласно установленным заповедям: умудряется человек в том, что относится к закону, когда размышляет о них и пользуется ими. [580]
16. Знание же истины есть то знание, при котором ум поднимается превыше всего и озаряется постоянным размышлением о Боге; и одной лишь надеждой посредством мысли бывает он возвышен к Богу. <Это знание> не учит нас знанию страстей или служения и не показывает <нам их>, но оно погружает нас в состязания и мысль о них, смешивая нас с Богом в своих движениях. [581]
17. Как же тому знанию возвыситься до этого вида мысли, и что является началом размышления о Боге? «Как найти мне место восхождения к Нему? [582] Где положу начало тому, что <относится> к Нему? Кто покажет разуму место восхождения к Богу и погружения в Него?» От опытного познания божественных реальностей [583] возвышается человек в помыслах своих до созерцания Бога, которое есть истинное видение Его — не естества Его, но облака славы Его. [584] И от вышеизложенного прежде всего возбуждается в человеке размышление о Нем, и затем размышление мало помалу охватывает ум его, вводя его и поставляя в облако славы Его и в тот Источник жизни, из Которого жизнь проистекает на всякий миг без перерыва для всех умов — как высших, так и низших; как тех, у которых делание укреплено в сверхтелесных высотах, так и тех, чье делание — земное и мертвое; как тех, чьи движения — огнь пылающий, [585] так и тех, чьи движения ограничены грубостью <естества их>. [586]
574
Сир. d–agona w–taktoša. Термины являются синонимами. Первый из них — калька с греческого agon (борьба).
578
Сир. ida'ta d–su'rane соответствует греческому gnosis pragmaton (знание вещей, объектов, действий).
580
Синтаксис этого предложения сложен для перевода. Преп. Исаак как бы продолжает размышлять над словами преп. Марка Подвижника: «Знание вещей (действий) дается в соответствии с исполнением заповедей, а знание истины — по мере надежды на Христа» (О думающих оправдаться делами 145).
582
В оригинале перед этой фразой стоит слово lam, соответствующее кавычкам в современных языках и обычно указывающее на цитату. Неясно, кого цитирует преп. Исаак и где кончается цитата.
584
Преп. Исаак повторяет классическое утверждение святоотеческой литературы о невозможности видения природы (сущности) Божией, но возможности созерцания Его «славы» («откровений», «энергий»). Выражение «облако ('arpella) славы» основано на Исх.20:21 (Пешитта).