Но мой характер не позволяет мне смотреть на влажное[668], <351a> бросать взгляды повсюду, чтобы увидеть то, что, по-вашему, есть красота — не красота души, но красота лица, ибо суд ваш гласит, что истинная красота души состоит во влажной жизни. Я, однако, еще когда ходил в школу, был научен своим наставником смотреть в землю; что же до театра, то я никогда не ходил в него прежде, чем волосы на моем подбородке стали длиннее, чем на голове[669], и даже достигнув этих лет, никогда не ходил я в театр по собственному желанию и побуждению, но был там три или четыре раза по приказу правителя, моего родственника и человека мне близкого — я был принужден, "являя благосклонность Патроклу". <351b> Это было, когда я был еще частным лицом, и, следовательно, когда это мне было простительно. Итак, представляю вам в качестве предмета вашей справедливой ненависти моего наставника, сварливость которого, не дававшая мне покоя наставлениями даже на пути [в школу], есть вина моей с вами ссоры. Результат его действий отпечатался в моей душе <351c>, чего я не желал тогда, хотя он был весьма усерден, прививая мне все это, как если бы творил нечто прекрасное; дикость он называл величием, бесчувственность — целомудрием, непреклонность к желаниям и отказ достигать счастья путем осуществления желаний он называл мужественностью. Он говорил мне часто — это так, клянусь Зевсом и Музами! — в то время, когда был педагогом при мне, еще мальчонке: "Никогда не позволяй толпе твоих сверстников, несущихся в театр, <351d> склонить тебя к страстному желанию подобных зрелищ. Не влечешься ли ты к скачкам? Об этом справедливейшим образом сказано у Гомера[670], возьми книгу и изучи. Слышал ли ты о тех, что изображают путем пантомимы? Оставь их, у феакийцев юноши делают это лучше. Из кифаредов ты имеешь Фемия, из певцов — Демодока[671]. Более того, у Гомера есть много ростков[672], более сладостных для слуха, чем то, что мы можем увидеть:
и лесистый остров Калипсо, и пещеру Кирки, и сад Алкиноя; клянусь, ты не увидишь ничего сладостнее этого".
"Но не желаешь ли ты назвать [, — скажете вы, — ] имя своего наставника и сказать, откуда он родом — человек, говоривший такие вещи?"
Он был варвар, клянусь богами и богинями, родом скиф, тезка человека, склонившего Ксеркса двинуться на Элладу[674]. Более того, он был евнух <352b> — слово, которое двадцать месяцев[675] назад почиталось и постоянно звучало, хотя ныне употребляется как оскорбление и ругательство. Воспитан он был стараниями моего дедушки, чтобы провести мою мать[676] через поэмы Гомера и Гесиода. А поскольку она, еще девочкой спасенная не имеющей матери Девой[677] от множества приключавшихся ей несчастий, <352c> и дав мне жизнь — первому и единственному ее ребенку — спустя несколько месяцев умерла, я был отдан ему после того, как мне исполнилось семь лет. Тогда-то он и склонил меня к таким своим взглядам, с этих пор водил он меня в школу одной дорогой; поскольку ни сам он не хотел знать ничего иного, ни мне не позволял идти другим путем, то он именно и есть причина того, что я ненавидим всеми вами. Но, если вы согласны, давайте заключим перемирие и положим конец нашей ссоре. Он ведь не знал того, что я увижусь с вами, не предвидел — даже предполагая, что я окажусь здесь — того, что я окажусь здесь правителем и, более того, столь великим <352d> правителем, как это даровали мне боги, хотя они сделали это, поверьте мне, не без великого давления и на того, кто отдавал [императорскую власть], и на того, кто принимал ее. Ни один из них не желал этого: тот, кто отдавал эту честь или славу, или назови это как хочешь, не желал отдавать, а тот, кто принимал ее, вместо этого с радостью отверг бы ее. Случилось, однако, как того захотели боги. Но, возможно, если бы мой учитель предвидел это, то имел бы <353a> большее примышление о том, чтобы я оказался для вас насколько можно более приятным.
671
Кифареды пели, аккомпанируя себе на лире; Фемий был кифаредом при дворе Одиссея в Итаке, Демодок — у феакийцев.
674
Т. е. Мардоний; это характерный прием софистов — использовать иносказания, не называя имени прямо.
675
При дворе Констанция евнухи пользовались колоссальным влиянием, они были изгнаны Юлианом, сделавшим исключение для Мардония.