Но это были вещи ничтожные, и сами по себе они не могли <368c> подвигнуть город к вражде со мной. Моей величайшей ошибкой, пробудившей в вас неистовую ненависть ко мне, было следующее. Когда я пришел к вашему народу в театр, то угнетенные богачами люди первыми начали кричать: "Всего с избытком, но всё дорого!" На следующий день я имел разговор с власть имущими и пытался убедить их, что лучше всего — презирать несправедливые приобретения <368d> и делать добро гражданам и чужеземцам. Они обещали позаботиться об этом, и у меня было три месяца, чтобы подождать и понаблюдать, но они не обращали на это внимания, так что более никто уже и не надеялся, что что-нибудь изменится. И когда я по выкрикам народа понял, что все это действительно так и что волнения на рынке вызваны не отсутствием товаров, но ненасытной жадностью к обогащению, <369a> я установил определенные цены на всё и сделал их известными всем. И поскольку граждане имели в изобилии, например, вино, масло и другое, но нуждались в хлебе, ибо был страшный неурожай, вызванный предшествующей засухой, я приказал послать в Халкиду, Иераполь и окрестные города и оттуда ввез к вам четыреста тысяч мер зерна. А когда это зерно закончилось, я отдал сначала пять тысяч, <369b> потом семь, и теперь опять десять тысяч модиев[707] хлеба, причем весь этот хлеб был моей собственностью; более того, я дал городу хлеб, который был привезен мне из Египта; я продавал его по серебрянику не за десять мер, но за пятьдесят, то есть по той цене, сколько прежде стоило десять мер хлеба. Да, если в вашем городе летом то же количество стоит таких денег, то на что можно было надеяться в то время, когда, как сказал беотийский поэт, свирепый возникает в доме голод[708]? <369c> Разве вы не должны были быть мне благодарными, имея возможность покупать пятьдесят мер за такие деньги, особенно в столь суровую зиму?
Что же делали богатые? Они тайно продавали зерно в деревню по завышенной цене, они угнетали общество издержками частных лиц. В результате не только горожане, но и большая часть сельских жителей <369d> собиралась толпами, чтобы покупать хлеб, который один только был в изобилии и дешев. В самом деле, можете ли вы вспомнить, когда у вас пятьдесят мер хлеба продавались за один золотой даже в хорошие времена? Тем я навлек на себя вашу ненависть, что не позволял людям продавать за золото вино, овощи, плоды и зерно, которое богачи свозили в свои амбары, чтобы обратить его благодаря вам в серебро и золото для своей выгоды. <370a> Ибо они прекрасно справлялись с управлением своими делами, находясь вне города, создавая голод, перемалывающий смертного[709], как сказал бог, обвиняя поступающих таким образом. Город был тогда богат хлебом, однако ничем больше.
Даже тогда я знал, что действуя так, <370b> не могу понравиться всем, но это меня ничуть не заботило. Ибо я думал, что это моя обязанность — помогать множеству подвергшихся беззаконию (άδικουμένῳ) и чужеземцам, пришедшим в город — пришедшим ради меня и тех управителей, что были со мной. Но поскольку это есть причина моего последующего удаления, и город единодушен в отношении ко мне — одни ненавидят меня, другие, которых я накормил, неблагодарны — я препоручаю всё Адрастее[710], а сам отправляюсь к иным народам и к иным гражданам. <370c> Не буду вспоминать, как вы вели себя по отношению друг к другу, когда защищали свои права девять лет назад, как народ с громким криком предал огню дома власть имущих и убил правителя и как позднее вы понесли наказание за эти вещи, поскольку гнев ваш, хотя и был справедлив, однако перешел все границы[711].