Neris-les Bains, 3/VII <19>73
(…На всем вышеизложенном однако
Ни капли не настаиваю я…)
(А. Гингер)[464]
Заметь, что я стараюсь писать по новой орфографии, но конечно, с ошибками.
Paris, le 22/VII <19>73
Дорогой мой Вадимушка,
Как я счастлив был получить от тебя твое письмо от 12/VII (оно было в дороге 7 дней!) и узнать, что все у Вас, слава Богу, благополучно. Но как я волновался, ничего не имея от тебя 2 месяца! Я уже думал послать В<ам> телеграмму, но не знал куда. Постарайся, Вадимушка, больше не волновать меня, не забудь, что ты мне дорогой и ближайший друг и брат…
Мы вернулись вчера, а в субботу 28/VII едем в Vittel (Hotel «La Lorraine»), 88[465]. Надоело мне так по курортам таскаться, но почки это требуют… Зато в октябре поедем к моим в Израиль!.. Может быть, я там смогу издать мою книгу, надо будет там узнать — может быть, это будет дешевле. А в Париже это прямо разорение, но я все еще буду искать более дешевую типографию. В крайнем случае я, может быть, ограничусь тем, что сделаю 50-100 photocopies… Книгу думаю назвать: «Одиночество».
Я очень рад тому, что тебе понравилось мое стихотворение.
По существу, это почти не стихи, а разговор с самим собой, внутренняя «исповедь» и главные слова в нем: дневник, завещание и одиночество. Оно вылилось у меня в полчаса.
Какая книга твоя выходит в Москве[466]?
Целую крепко Вас обоих за себя и за Flo и в заключение прилагаю еще одно мое стихотворение:
7/VII <19>73
Еще раз целую и жду письма.
P.S. Ну, какой же я «скромный»? Настоящая скромность это если печатать стихи без подписи (и картины тоже!)[467]. Но кто же на это способен? Святые? Но они стихов не пишут…
<На полях 1-й страницы> «Ничего» я написал с ошибкой, Думая, что так надо по новой орфографии[468].
<На полях 2-й страницы> Вадимушка, а не дешевле ли будет печатать в Женеве? Как ты думаешь?
Paris, le 13/IX <19>73
Дорогой мой Вадимушка,
Ты мне писал, что осенью Вы поедете к Олечке, но не писал когда. Я надеюсь, что ты еще не уехал и что скоро буду иметь от тебя ответ. Меня просто «замучила» моя будущая книга, еще не нашел нужной типографии. Последнее, что я узнал, это следующий способ: делаются снимки на алюминевых листах, с них делают другие снимки на особенной бумаге (на страницах черных и нечерных), получается как будто хорошо, но потом надо заняться обложкой и брошюровкой у специалиста… Все это довольно сложно и дорого… Пока еще ничего не решил. Иногда прихожу в отчаяние и думаю, зачем я все это затеял? Кому нужны мои стихи? Когда я читаю то, что печатается сейчас, то прихожу в ужас от нелепого и уродливого «модернизма» и чувствую, что моя книга будет чем-то вроде «Бедной Лизы» Карамзина. У меня несовременный язык, другие мысли и чувства…
Но все-таки… На всякий случай прошу тебя ответить мне на вопрос: как распределить стихи: 1) по годам, 2) по десятилетиям (стихи от 25 до 35, от 35 до 50 годов и т. д.) 3) или просто озаглавить книгу: «Одиночество» — стихи разных лет… Очень нуждаюсь в твоем совете. Если бы ты был здесь, то все было бы легче и проще. Прости, дорогой мой, это нудное письмо, устал я от всего этого.
7 октября мы поедем на месяц к Адиньке, трудно так долго не видеть ее и внуков. У них, слава Богу, все благополучно, страна спокойна и, как будто, ничем не рискует, но чем все это окончится?
Целую нежно тебя и Олечку за нас обоих и жду скорого ответа.
Твой Сема.
Paris, le 19/Х <19>73
Родной мой Вадимушка,
Только что получили твое и Олечки письмо от 14/Х (ты пишешь: 14/IX!) и тронуты до глубины души Вашей любовью и преданностью и пожеланиями победы, в которую мы тоже горячо верим. Мы, увы, застряли здесь, должны были лететь в воскресенье 7/Х, а в субботу началась война[469], Lod[470] был закрыт, и авионы были открыты только для военнообязанных израильтян и для корреспондентов. И так и до сих пор, и нам остается только ждать первой возможности… Больно знать, что мы здесь и ничем не можем помочь реально: ведь даже в нашем возрасте я все же мог бы и с ружьем справиться и вообще быть полезным хотя бы в киббуце, заменяя молодых ушедших на войну, а Флорочка, ухаживая за ранеными… Остается ждать и ждать победы, в которой я не сомневаюсь, но которая будет дорого стоить…[471]
От Адиньки долго ничего не имели, а вчера сразу 4 письма! У них, слава Богу, все благополучно, а Имочка (лейтенант) обучает новобранцев[472]. Страна держится поразительно стойко, работает, молится и верит в победу. Удивительный народ! Я надеюсь, что скоро будет перелом в военном положении и что арабы будут разбиты. И надеюсь, что это произойдет до Адинькиных именин 28/Х, когда ей минет 50 лет! Счастье, что есть USA, но что сказать об URSS?! И о франц<узской> политике!
Родной мой и бесконечно дорогой Вадимушка, как я был тронут твоим письмом накануне твоего отъезда! И твоим предложением помочь мне в издании книги… Спасибо за любовь и за братство (которому действительно 50 лет!)[473]. Книгу «Одиночество» я все же успел отдать Березняку[474], Лифарь[475], милейший человек, заинтересовался ею и снизил цену. Готова будет, надеюсь, к декабрю.
Будь здоров, дорогой мой, крепко целую тебя и обоих Олечек[476].
Ваш Сема.
<Приписка Флоры Луцкой> Дорогие мои, спасибо за любовь и за моральную поддержку. Крепко целую Вас всех. Флора
<На полях 1-й страницы> Вчера у нас был твой чудный Саша, как Вы должны гордиться таким прекрасным сыном… Как твоя нога, продолжаешь ли хромать или сделаешь операцию?
Nir Ezion 6/XI <19>73
Дорогой Вадимушка,
У нас горе: Emanuel пал на Синайском фронте 14/Х[477]. Вся деревня знала об этом, но скрывала от семьи пока не получилось официальное сообщение. Адинька и вся семья держится поразительно мужественно.
464
Концовка стихотворения А. Гингера «Пять стоп» (1922), из его сб. «Преданность» (Париж, 1925), стр. 17. В пародии «Плыви, как ломкий сук по речке…» (1930), построенной как «сборная цитата» «Преданности», Луцкий, намекая на те же самые строчки, писал: «Вышеизложенное, право/ Не худо было б объяснить». Данное двустишие было популярным в среде эмигрантских поэтов: в трансформированном виде — «На всем нижеизложенном, однако,/ Ни капли не настаиваю я» — оно служит эпиграфом к сборнику стихов Ю. Одарченко «Денек» (Париж, 1949).
466
По-видимому, в письме Андреева сообщалось о готовящейся к выходу в издательстве «Советский писатель» его книге «История одного путешествия», куда вошли три автобиографические повести: История одного путешествия», «Возвращение в жизнь» и «Через двадцать лет» (Москва, 1974).
467
Мысль о неподписанных стихах появляется в недатированных записках Луцкого мемуарного характера, здесь он пишет: «Чувство честолюбия или желания славы я был всегда лишен, и, говорю это вполне честно, я счастлив был бы, если бы мог написать гениальные стихи, такие, которые переворачивали бы душу человеческую, и мог бы укрыться под псевдонимом. Не все ли равно, кто их написал, главное, это что они написаны и волнуют людей».
468
См. строчку «Мучительное слово — ничево!» в стихотворении «И все-таки! А почему — не знаю…» в предыдущем письме. Очевидно, Андреев указал Луцкому на неверно написанное слова «ничего».
469
Речь идет о войне, вошедшей в историю, как Война Судного дня. Началась 6 октября 1973 г. неожиданным нападением Египта и Сирии на Израиль в еврейский праздник Иом Кипур (Судный день) (прекращение огня последовало 24 октября 1973 г.).
471
Несмотря на то, что превосходство Израиля в, этой войне было внушительным (не вступи в силу резолюция ООН 338 о прекращении огня, арабские армии, в особенности египетская, могли быть полностью разгромлены), страна заплатила высокую цену, потеряв две с половиной тысячи солдат; значительными оказались и потери военной техники: было уничтожено 800 танков и 115 самолетов. Это привело в результате к отставке правительства Голды Меир.
472
В тот момент, когда писалось это письмо, Луцкий еще не знал, что его внука Иммануэля уже не было в живых; он погиб за несколько дней до этого — 13 октября 1973 г. (см. следующее письмо). Награжден посмертно орденом за личное мужество.
473
Судя по этой фразе, будущие друзья познакомились в 1923 г., и произошло это, стало быть, в Германии, где в то время жил Андреев (в Париж он перебрался 28 июля 1924 г.) и где тогда же оказался Луцкий (здесь он венчался с С. Луцкой). Впрочем, возможно, что этот срок примерный, и они познакомились в Париже (см. письмо от 1 февраля 1975 г.).
474
Л. Березняк — владелец типографии в Париже на 12, rue Lagrange (позднее на 18, rue Faubourg du Temple). В его типографии печаталась разнообразная книжная и газетно-журнальная продукция русских эмигрантов: в 20-е гг. газета «Еврейская трибуна», в 1939 г — еврейский еженедельник на французском языке «Affirmation», редактором которого был поэт Д. Кнут (см. упоминание Л. Березняка в письмах Кнута: см.: Довид Кнут. «Собрание сочинений. В 2 т.» Т. 2. Составление и комментарии В. Хазана (Иерусалим, 1998), стр. 192–193,206-207), здесь же были напечатаны книга А. А. Плещеева «Сергей Лифарь. От старого к новому» (1938), сборник стихов русских зарубежных поэтов «Эстафета» (1948), множество поэтических сборников: «Борьба за несуществованье» (1925) Б. Божнева, «Горечь» (1927) Д. Кобякова, «Строфы» (1928) Г. Раевского, «Рассветы» (1937) и «Двенадцать месяцев» (1956) Л. Червинской, «Свидетельство» (1938) Н. Станюковича, «Новолунье» (1955) А. Шиманской, «Стихи. Книга вторая» (1956) Г. Забежинского, «Чужое и свое: Избранные стихи 1903–1961» (1962) А. Биска (как и предыдущая его книга: «Избранное из Райнера Мария Рильке», б/г), «Слова» (1965) Л. Ганского, «Стихи» (1968) М. Кантора, «Стихи» (1969) П. Бобринского и др.
На «Одиночестве» Луцкого, однако, значится не типография Л. Березняка, a Impressions Internationales, Paris (склад издания: Les Editeurs Reunis, 11, rue de la Montagne Sainte-Genevieve, Paris, 5e).
475
Имеется в виду Леонид Михайлович Лифарь (1906–1982), типограф, старший брат знаменитого танцовщика, балетмейстера и пушкиниста С. М. Лифаря (1905–1986).
476
И мать, и дочь в семье Андреевых носили имя Оля. Ср. их разделение на Олю Большую и Олю Маленькую в письмах младшего брата В. Андреева Даниила («Даниил и Вадим Андреевы: братья знакомятся. Письма Д. Андреева родным». Публикация, вступительная заметка и примечания Ольги Андреевой-Карлайл и Алексея Богданова, «Звезда», 1997, № 4).