«Золотой монетой платит…»[86]
Золотой монетой платит
Времени — ростовщику,
Только золота не хватит,
Не потрафит старику.
Приготовилась ко смерти,
Успокоилась она
И руками в небе чертит
Расставанья письмена.
Отбывающей к покою,
Примиренною, без сил —
Любим мы ее такою,
Я всегда ее любил.
…Отошла. И вот над нами
Ветер воет, снег идет,
Словно белыми стихами
Лира снежная поет…
Громоотвод[87]
Высоко вздетою стрелой
Он угрожает небосводу.
Он держит, гордый и прямой,
В повиновении природу…
Гроза ли потрясает дом,
Разят ли молнии кругом —
Спокойно внемлешь ты невзгоде —
Он в землю молнии отводит.
Но берегись, в тупой гордыне,
Душа застывшая моя,
Иное бедствие нахлынет,
Иное полымя, грозя,
Гремит все ближе с каждым годом…
Страшна рокочущая речь —
И не земным громоотводам
Тебя от смерти уберечь.
…Пока сама стрелой не станешь,
Направленною к небесам,
Пока не долетишь до грани,
Где оправданье чудесам…
«О самом скрытом, о самом темном…»[88]
О самом скрытом, о самом темном,
До исступления, до немоты…
О том подонном, о том огромном,
Что я почуял, что чуешь ты…
Об этом только. Всегда об этом…
Я опрокинул в себя глаза.
В единоборстве души со светом
Не умирает моя гроза…
…А! Ты думаешь — там пусто,
Никого и ничего…
И ни шороха, ни хруста,
Неживо и немертво…
А! Ты веришь: он спокоен,
Ничего, что он поэт,
Он на лад иной настроен,
Принимает «да» и «нет»…
О мой глупый друг, упрямый,
Ты не знаешь, слеп и скуп, —
Дна не видно этой ямы,
Слово брошенное — труп…
— Утихаю, умолкаю,
Обрываю эту нить…
— Я самым тайным живу, сгораю
И научаюсь не говорить…
«Я спать хочу. И вот слетает сон…»[89]
Я спать хочу. И вот слетает сон.
Теряю вес. И становлюсь душою.
И я лечу на мировой балкон,
Построенный высоко над землею.
Там в тишине над трудным чертежом
Склонился старый, утомленный зодчий…
И я лечу, я вьюсь вокруг, кругом
И набожно его целую очи.
Он Мастер мира. Там на небе Он
Грустит о неудавшемся твореньи.
И счастлив я принесть земли поклон
За жизнь, за смерть и за восторг служенья…
«Я знаю — смерти боятся…»[90]
Я знаю — смерти боятся
Те, кто не видят снов…
Отчего же мне ангелы снятся,
Слетевшие с облаков?
Вот комнату наполняют,
Подымают и шум, и гам,
И танцуют, и напевают,
Подражают моим стихам…
Они теплые и живые,
Белоснежные и с огнем…
Отливают глаза голубые
Ослепительно-ясным днем…
Вот они меня подымают,
Украшают цветами лоб
И целуют, и закрывают
Осторожно в хрустальный гроб.
А потом, кружа, улетая,
Так легко уносят его
До седьмого неба, до рая,
До того, что земля — ничего…
«Должно быть, есть в душе земной…»[91]
Должно быть, есть в душе земной
Неуловимый, тайный строй
В какой-то свет — проникновений,
В последней правде — окрылений,
Что нам являют мир иной
Неодолимых совершений…
Иначе можно ли понять?
Держать кинжала рукоять
И там, на донышке глубоком,
Вдруг увидать духовным оком —
Цветок — его и не назвать, —
Питаемый небесным соком…
Иначе можно ль объяснить
Стихов пленительную нить
И музыки очарованье,
И ветра вольное дыханье, —
Весь этот мир, в котором жить
И радость нам и наказанье…
И, углубляя сущий мир
И в дружбе Муз, и в пеньи лир,
Нам на земле земного мало,
Иное, высшее начало,
Неосязаемый эфир
Уносит души из подвала.
«Ты попросил стихи в подарок…»[92]
Ты попросил стихи в подарок…
В мученьи я провел две ночи,
В дыму поправок и помарок,
До слез натруживая очи.
Пером, пронзительнее шпаги,
Я бился, жизни не жалея…
И белый, чистый лист бумаги
На третий день принес тебе я…
А ты смотрел в недоуменьи
На белоснежную пустыню,
На лучшее стихотворенье
С начала мира и доныне…
Время («Живая сущность бытия…»)[93]
Живая сущность бытия,
О, ты — без имени, без рода…
Когда бы не было тебя,
То, верно, не было б природы.
Течешь ли по одной прямой
Иль по орбите круг свершаешь —
Ты кровью вечно-молодой
Вселенной сердце омываешь.
вернуться
86
Золотой монетой платит. Включено в: Антология, стр. 197. В СэБЛ Датировано 26/Х/<19>28 и озаглавлено «Осень».