Не так стремится раб вернуть свободу,
Не так желанна гавань мореходу[145],
Как жду тебя, мечтая день за днем
О возвращенье сладостном твоем.
Пускай теперь я у тоски во власти —
Мучениям конец положит счастье
Увидеться с тобой. Но ожиданье
Так тягостно для моего желанья! — —
Зачем же мне, жестокий ты, жестокий,
Писал о близком возвращенья сроке[146]?
Возможно ль, что в такой короткий срок
Меня забыть ты, вероломный, мог?
Обманывать меня ты смеешь, зная,
Сколь верною была тебе всегда я?
Иль в той стране, где берега покато
Спускаются к теченью По рогатой[147],
В твоей груди уже пылает пламя
Любви к другой прекрасной нежной даме[148]?
Ты в верности мне клялся, но она,
Наверно, уж забвенью предана.
А если так, ты, разлучась со мною,
Простился с верностью и добротою.
Так что же удивительного в том,
Что ты и жалость потерял потом?
О, сколько опасений, дум и страсти
В тебе, душа, что у любви во власти!
Лишь вспомню я любви недавней пыл,
Не верится, что ты меня забыл,
И твоему, как долго ты ни странствуй,
Сердечному я верю постоянству.
Ведь может статься, что в стране чужой
Ты слег в пути беспомощный, больной.
Я думаю, что нет: с такою силой
Я за тебя молитвы возносила,
Что боги были б тигров всех лютей,
Когда б не помогли в беде твоей,
Хоть, друг неверный, за мои страданья
Ты и заслуживаешь наказанья.
Но вера так в душе моей сильна,
Что бед от всех спасет тебя она.
Быть может тот, кто властвует вселенной,
С высот услышит голос мой смиренный
И, просьб моих горячих не презрев,
При виде слез моих смягчит свой гнев.
Ему служила ревностно всегда я,
Пред ним пороков и грехов не зная,
За исключеньем только одного:
Тебя люблю, как Бога самого[149].
Назначил срок ты нашей встречи. Феба
Рога сомкнула дважды в чаше неба[150],
А от тебя, любимый, никаких
Нет мне вестей, хороших иль дурных.
Но, если, в даму новую влюбленный,
Остался ты в стране той отдаленной,
Достойна вряд ли, полагаю я,
Тебя подруга новая твоя
По красоте, по красноречью, знаньям.
А ведь за них я почтена признаньем
Людей, известных всем своим умом.
Но как навек мы славу сбережем?
Не только Франция меня ласкает
И больше, чем желаю, восхваляет,
Но вся за Пиренеями страна,
Что синевой морей окружена.
В краю, где Рейн блестит в брегах песчаных,
В стране прекрасной рощ благоуханных[151],
Как написал ты мне об этом сам,
Известна я возвышенным умам[152].
Поторопись же благом наслаждаться,
К которому столь многие стремятся[153].
Я не скажу, что я могу с другою
Сравняться совершенной красотою,
Но ни одна не принесла бы вместе
Тебе с любовью большей больше чести.
Пускай вельможи, чтоб меня пленить,
Наперебой готовы мне служить,
Устраивают празднества, забавы
Иль в честь мою турнирной ищут славы.
Так равнодушно я на них смотрю,
Что никого и не благодарю.
Ты — все добро и зло мое, друг мой,
Я без тебя — ничто, и все — с тобой.
Я оглянусь — мне все кругом постыло,
Любое удовольствие не мило,
От развлечений всех я далека,
Пристали мне лишь горе и тоска.
Не видя мукам ни конца ни краю,
Тысячекратно в день я умираю[154].
Два месяца уже прошло со дня,
Как, милый друг, покинул ты меня.
Тысячекратно и неотвратимо
Любовь меня казнит неумолимо.
Скорей вернись, коль хочешь ты со мной
Еще увидеться, любимый мой.
Но, если ты узнаешь, что успела
Смерть разлучить с моей душою тело,
Ко мне в одежде траурной приди,
Надгробья мрамор белый обойди[155].
Дай господи, чтоб над моей плитою
Четверостишье выбили такое:
вернуться
Не так желанна гавань мореходу... — Здесь присутствует общая тема петраркистской лирика, восходящая к известным строкам CLI сонета Петрарки:
Не так бежит от бури мореход,
Как, движимый высоких чувств обетом,
От мук спасенье видя только в этом,
Спешу я к той, чей взор мне сердце жжет.
Пер. В. Левика
Но развернутое сравнение стремления к возлюбленной с желанием морехода увидеть родную гавань мы находим у трувера Гильберта де Берневиля (поэтическая деятельность — 1255-1288) в кансоне "Onques d'amors..." ("Некогда от любви..."). См.: Songs of the Trouvers. Ch. 171, III. 5-8.
вернуться
Писал о близком возвращенья сроке... — Строки 3-10 комментаторы возводят к разным источникам: к сонетам и канцонам Гаспары Стампы (1523-1554), венецианской поэтессы, чьи стихи были известны Л. Лабе до их публикации (Rime, CCI. Son. LXVII, v. 11-12), к "Фьяметте" Боккаччо, итальянским "страмботистам" начала XVI в. (напр., Серафино Аквилано). Однако во всех вышеназванных источниках никаких хотя бы отдаленных текстуальных совпадений со строками Лабе нет.
вернуться
Спускаются к теченью По рогатой... — Во время написания Л, Лабе II Элегии (1555) Оливье де Маньи намеревался из Рима поехать в Феррару, где река По делится на два рукава. Но образ "рогатой По" помимо топографической точности несет и мифологический подтекст, так как реки изображались часто в виде рогатых божеств.
вернуться
Любви к другой прекрасной нежной даме... — Начиная с этой строки развивается мотив "Героид" Овидия (I, 71-76);
Нынче боюсь я всего, не зная, чего мне бояться,
Для неразумных тревог много открыто дорог.
Сколько опасностей есть на морях, сколько есть их на суше,
Все они, думаю я, путь преградили тебе.
Глупые мысли мои! Я ведь знаю твое сластолюбье,
Верно, тебя вдалеке новая держит любовь.
Пер. С. Ошерова
вернуться
Тебя люблю, как Бога самого. — Итальянские комментаторы видят источник этого сравнения во "Фьяметте" (ch. V) Боккаччо. Но сравнение любви к Богу и к возлюбленной — устойчивый мотив лирики трубадуров и труверов. Так, трувер Гас Брюле в песне "Утишит боль..." говорит: "Когда б любил я Бога, / Как полюбил тебя" (Пер. А. Ларина). См. также: Songs of the Trouvers. Ch. 141, III, 1-4
вернуться
...Феба // Рога сомкнула дважды в чаше неба... — т. е. прошло два месяца (дважды наступало полнолуние). Феба (Диана) — олицетворение Луны (Селены). Этот образ очень редок во французской поэзии XVI в. Встречается в латинской элегии гугенотского писателя Теодора де Беза (1519-1605): "Cornua bis posuit, bis cepit cornua Phoebe; // Nee tamen es tanto tempore visa mihi" (Дважды сомкнула рога, дважды Феба рога разомкнула / Но за все это время я не увидел тебя). Античные источники его — Овидий:
Но хоть четырежды круг замыкала луна и скрывалась,
Вал ситонийский не мчит нам их Актеи корабль.
"Героиды" (II, 5-6), пер. С. Ошерова
И уж успела луна четырежды сделаться полной,
Сливши рога и опять утончась, нарушить окружность... —
"Метаморфозы" (VII, 531-532), пер. С. Шервинского
и Вергилий:
Трижды уже рога Луны наполняются светом.
"Энеида" (III, 645), пер. В. Брюсова
вернуться
В стране прекрасной рощ благоуханных... — т. е. в Италии.
вернуться
Известна я возвышенным умам... — отсылка к XV письму (с. 27-28) "Героид" Овидия, где Сапфо пишет своему возлюбленному Фаону: "Мне Пегасиды меж тем диктуют нежные песни, / Всюду по свету звенит славное имя мое" (Пер. С. Ошерова).
вернуться
Поторопись же благом наслаждаться, / К которому столь многие стремятся... — Э. Джудичи полагает, что эти строки вдохновлены знаменитым CXIII сонетом (с. 9-10) "Оливы" (1549) Дю Белле:
La, est le bien que tout esprit desire,
La, le repos ou tout le monde aspire.
(Там блага, коих всякий дух алкает,
Там тишь, что всех блаженством облекает.
Пер. А. Парина)
При этом совпадают и рифмующиеся слова (desirent — aspirent). Но сонет Дю Белле является подражанием сонету итальянского поэта-петраркиста Бернардино Даниелло ("S'il viver nostro e brevo oscuro giorno...") и развивает неоплатоническую идею восхождения к возвышенной любви. Строки Луизы Лабе, напротив, несут в себе вполне земной смысл и имеют в виду желание вызвать ревность возлюбленного. Сходство же их со строками сонета Дю Белле на фоне отсутствия других совпадений со стихами автора "Оливы" и Ронсара следует, на наш взгляд, отнести к "памяти" об общем итальянском источнике, и более того — к внутренней полемике с ним. См. примеч. к сонету VII.
вернуться
Тысячекратно в день я умираю... — образ-клише куртуазной лирики и поэзии петраркистов. Ср. у Бернарта де Вентадорна (Ch. VII, IV):
Любовь палит меня огнем,
А сладко мне от мук таких —
Умру и вновь воскресну в них
Сто раз на дню, и день за днем.
Пер. В. Дынник
вернуться
Ко мне в одежде траурной приди, // Надгробья мрамор белый обойди. — Всю заключительную часть элегии комментаторы соотносят с элегией римского поэта Проперция (II, XIII, с. 17-36) см.: Giudici E. Р. 170). Однако, на наш взгляд, реминисценцией, да и то весьма отдаленной, можно считать лишь следующие строки Проперция:
Пусть посадят мне лавр на скромном холме погребальном,
Чтоб осенил он своей тенью могилу мою.
Два пусть напишут стиха: "Кто ныне лишь пепел холодный,
Был когда-то рабом, верным единой любви".
Пер. Л. Остроумова