Диана в свежей глубине лесов,
Сразив немало быстроногих ланей,
У речки отдыхала на поляне.
Я шла, как бы во власти смутных снов,
Когда услышала подруги зов:
"О нимфа странная, вернись к Диане!"
И, видя, что нет стрел в моем колчане
И лука нет — грозы для кабанов, —
"Скажи, — спросила, — кто, безумец смелый,
Забрал твой лук и гибельные стрелы?" —
"Прекрасный путник пробудил мой гнев.
Сто стрел в него послала я напрасно
И лук — вослед. Все подобрать успев,
Сто ран он ими мне нанес, несчастной".
Перевод М. Гордона
Мне предсказали[204], что настанет час:
Я полюблю того, чей лик так ясно
Был обрисован мне, и в день несчастный
Его лицо узнала я тотчас.
Когда ж любовь слепая в нем зажглась,
То, видя, как меня он любит страстно,
Себя я принуждала ежечасно,
И мне любовь его передалась.
Возможно ль это, чтоб не расцветало
То, что нам небо щедро даровало?
Но лишь услышу ветра злобный вой
И грозной вьюги траурное пенье,
Пойму, что это адский приговор,
Пославший мне моих надежд крушенье.
Перевод Э. Шапиро
Какой пристал мужчине рост? Какое
Дородство, цвет волос, очей, ланит?
Всех прочих чей пленительнее вид —
Кто ранам безнадежнейшим виною?
Чья песнь совместней с доблестью мужскою?
Чья задушевней жалоба звучит?
Кто с нежной лютней чудеса творит?
Кого считать любезностью самою?
Пускай решает кто-нибудь другой,
Ведь я люблю, и суд пристрастен мой.
Один ответ подсказывает чувство:
Каких щедрот природа ни яви
И как ни совершенствуй их искусство —
Не увеличить им моей любви.
Перевод Н. Шаховской
Увы! К чему мне хор былых похвал,
И золотых волос моих корона,
И блеск очей, сияющих влюбленно,
Когда Амур в них Солнца зажигал,
Сразив тебя любовью наповал?
О, где, где слабый след слезы соленой
И Смерть, что увенчает благосклонно
Любовь, которой жил ты и дышал?
Затем ли ты служил мне, рыцарь страстный,
Чтоб стала я рабой твоей безгласной?
Прости меня на этот раз, Друг мой,
За боль обид и гнев мой сумасбродный;
Ведь, где б ты ни был, оба мы с тобой
Во власти той же муки безысходной.
Перевод Э. Шапиро
О Дамы, не судите слишком строго
За то, что дан любви мне светлый дар,
Что сотни солнц зажгли в груди пожар,
За то, что слез я пролила так много.
Жизнь без любви пустынна и убога,
Хоть мукой платим мы за сладость чар.
И вы страстей узнаете угар,
Попавшись в сети мстительного Бога:
Дитя Амур без пламени Вулкана,
Без красоты, лишь Адонису данной,
Коварство в злобном сердце затая
И пользуясь своей могучей властью,
Вас одарит такой нелепой страстью,
Что бойтесь быть несчастнее, чем я.
Перевод Э. Шапиро
Вы, кто судьбу Луизы описали,
Когда фантазия подвигла вас
Воспеть красу ее прекрасных глаз,
Как много для себя вы получали!
вернуться
Мы будем и в любимом и собой... — "В XVIII сонете, — пишет О'Коннор, — где Луиза Лабе более, чем в каком-либо другом стихотворении, отдается созерцанию чувственной любви, мы тем не менее находим идею, столь дорогую неоплатоникам: идею двух душ, становящихся одной от чувства, которое их объединяет" (р. 146). Эта идея Платона, равно как и миф об андрогинах (см. примеч. 33 к "Спору Безумия и Амура"), воспринятая М. Фичино (Комментарии к Пиру. II, VIII), Леоном Евреем (Диалоги о Любви) и мн. др., одушевляла и неоплатонических поэтов Возрождения. Ср. у Антуана Эроэ в "Совершенной подруге":
О cueurs heureux! о felicite d'eulx,
Quand pour ung seul on en recouvre deux.
O beau mourir pour en celuy revivre.
(О счастливые сердца! о их блаженство,
Когда вместо одного открывают двоих.
О сладостная смерть, чтобы в другом воскреснуть.)
Однако эта идея у Л. Лабе сильно приглушена именно "созерцанием чувственной любви".
вернуться
...Лишь если волю дам желанью. — Букв. в тексте трудно переводимая строка "Если я как бы в стремительном порыве не выйду из самой себя ("Si hors de moi ne fay quelque saillie"). Источники этой строки комментаторами не указываются. Интересно, что схожий образ в разных вариациях встречается в песнях труверов в описаниях религиозного экстаза. Ср. "Ne me puis tenir, tel joie m'estancella" ("Я вырываюсь из самой себя, так опьяняет меня радость"). См.: Songs of the Trouvers. Ch. 69. S. 2.
вернуться
Брего дю Лю, Ж. Мореас, В.-Л. Сонье, Э. Джудучи и др. видят источник этого сонета в одах Анакреона, латинский перевод которого был издан Анри Этьеном в 1554 г. Однако никаких конкретных параллелей они при этом не приводят (см.: Giudici E. Р. 189). На наш взгляд, сонет Луизы Лабе — это редкий в поэзии ее времени тип такого "подражания древним", когда имитируется общий стиль, интонация в данном случае того, что потом будет именоваться "анакреонтикой", но без каких-либо текстуальных заимствований. При этом Л. Лабе изобретает и новый мифологический сюжет.
вернуться
Мне предсказали... — Мотив предсказания фатальной любви встречается у Бембо, Саннадзаро (см.: Gindici E. Р. 190). Добавим, что он звучит и в любовных кансонах труверов. Ср. у Тибо Шампанского: "La prophete dit voir, qui pas me ment" ("Предсказательница, которая мне не солгала, сказала"). См.: Songs of the Trouvers. Ch. 141. IV.
вернуться
Ни один комментатор не нашел прямого или косвенного источника этого сонета. Полагаем, что Л. Лабе перевела в вопросительные конструкции клише куртуазных и петраркистских описаний возлюбленной — сладостный взгляд, который посылает неизлечимые раны, красота волос, очарование пения и игры на лютне, любезность и т. д., упрятав тем самым конвенциональный фон. А в терцетах ею намечена тема, которая получит наивысшее свое воплощение в 130-м сонете Шекспира ("Ее глаза на звезды не похожи..." Пер. С. Маршака), который, возможно, был знаком с творчеством лионской поэтессы.
вернуться
Любимой лик... — т. е. гелиотропа (по-фр. женск. рода), в который превратилась Клития (в греч. миф. дочь Океана и Титаниды Тефиды), воспылавшая неразделенной страстью к Гелиосу (богу Солнца). Не могши отвести от него взора, она поворачивала голову вослед ходу Солнца, вросла в землю и стала цветком, название которого букв, означает "кто поворачивается к солнцу" (heliotropium). См.: Овидий. Метаморфозы. IV, 256-270.
вернуться
...сестра его... — т. е. Луна (Селена). Имеется в виду миф о любви Селены к прекрасному юноше Эндимиону, к которому она приходила ночью в Латмийскую пещеру. Л. Лабе явно ориентировалась во 2-3-й строках на Проперция (II, XV, 15): "Наг был Эндимион, когда Феба сестрой овладел он" (Пер. Л. Остроумова). Ср. строки из сонета 70-х годов Жоделя (1532-1573): "Heureux te fit la Lune, Endymion, alors / Que tant de tant de nuict sa bouche a toi se vint rejoindre" ("Счастливым сделала тебя Луна, Эндимион, тогда, / Когда столько ночей ее уста прижимались к тебе") (Jodelle E. Oeuvres completes / Ed. Е. Balmas. P., 1968. Т. 11. P. 388).
вернуться
Юпитер о минувших днях грустит... — т.е. о времени, когда он любил земных женщин (см. примеч. 6 "Спору").
вернуться
Гармонией небесною полно... — Букв.: "Вот Неба могущественная гармония, / Которая божественные души связует воедино". Противопоставление гармонии мира и дисгармонии влюбленного мы встречаем у Бернарта де Вентадорна.
Ср.:
Е je tuih el mon garan
desoz la chapa del eel
eron en un sol tropel,
for d'una non ai talan.
("И если все существа в мире
под плащом неба
живут, связанные воедино,
я лишь к одной (женщине) влеком желаньем")
(Bernart de Ventadour. Ch. 43. II, 1-4).
вернуться
Источники, к которым пытаются возвести этот сонет, сомнительны, так как указываемые отдаленные соответствия со строками Маньи, Боккаччо, Сэва не выходят за рамки клише типа "золото волос", "глаза-солнце" и др. (см.: Giudici Е. Р. 192). Пожалуй, лишь одна реминисценция CXXIX канцоны (v. 63-65) Петрарки, может быть, определила тему и интонацию заключительного терцета у Лабе: "Шепчу: "Смотри туда, / Где, может, по тебе истосковалась, / Как ты по ней, любимая моя"". (Пер. Е, Со-лоновича).
вернуться
Этот сонет возвращает нас к теме Элегии I. О его роли в структуре книги Л. Лабе см. нашу статью (с. 217). Э. Джудичи сближает зачин сонета с популярной песней, положенной на музыку в 1529 г.:
Ayez pitie du grand mal que j'endure
Pour vous servis sans me vouloir blamer,
Amour vous peult comme moy faire aymer
Et du passe faire payer l'usure.
(Имейте жалость к великому горю, что я терплю,
И, не хуля меня, урок себе извлеките:
Амур и вас, как и меня, заставит полюбить
И за прошлое заставит заплатить сторицей.)
Однако эта тема, звучащая и в III элегии, характерна для песен трубадуров и труверов (см. примеч. 1 к Элегии III). См. также: Songs of the Trouvers. Ch. 48. Ill; Ch. 105. IV, 1-4; V.
вернуться
Жан Пернетти в своей книге "Изыскания, долженствующие послужить для истории Лиона, или Достопамятные Лионцы" (Pernetti J. Recherches pour servir a l'histoire de Lyon ou Les Lyonnois dignes de memoire. Lyon, 1757) писал, что один из его друзей видел у Клода Менестрие, известного специалиста по истории Лиона, много рукописей стихов Луизы Лабе, которые были утеряны после его смерти. Очевидно, что кроме стихотворений, которые лионская поэтесса включила в свою книгу, ею было написано еще много других, в частности на латинском языке (см.: Pernetti J. Op. cit. P. 352).
Первое из стихотворений было найдено Э. Тюркети. Оно было написано без знаков препинания и без указания имени автора на форзаце греко-латинского издания Никандра (Никандр из Колофона, греч. поэт и ученый III в. н. э.). Опубликовано Э. Тюркети в "Бюллетене библиофила" в 1860 г. (Bulletin du Bibliophile. P., 1860. P. 1637). А в 1875 г. Проспер Бланшемен добавил к нему еще два, извлеченных им из сборника О. де Маньи "Любовные стихотворения" ("Amours", 1553): "Сонет к Оливье де Маньи", которым открывался цикл его стихов, и "На могилу Гюго Салеля", фигурирующего в сборнике Маньи под названием "Кастианира Оливье де Маньи — на могилу Гюга Селеля". Если касательно "Сонета к Оливье де Маньи" и "Сонета Прекрасной К." с большей вероятностью можно утверждать, что они принадлежат Л. Лабе, так как конечная строка первого — "Comme de luy je fis ample conqueste" ("Как и над ним я одержала полную победу") — весьма схожа с заключительным стихом VI сонета лионской поэтессы — "Qu'en peu de tems feray grande conqueste" ("Что в скором времени я одержу великую победу"), а второе, название которого может интерпретироваться и как "Сонет Прекрасной Канатчицы", лексически и интонационно действительно напоминает стиль лионской поэтессы, то авторство Луизы Лабе в отношении последнего стихотворения большинством исследователей считается наиболее сомнительным, ибо отождествление Луизы Лабе с Кастианирой, героиней любовного цикла Маньи, не представляется им вполне обоснованным. Впрочем, портрет Кастианиры на обложке "Любовных стихотворений" О. де Маньи (см. с. XXIII), имеет много общего с гравюрой Воэрьо, выполненной двумя годами позднее (см. примеч. 1 к стих. "К портрету Дамы Луизы Лабе".
вернуться
Автор сонета — Жак Пелетье дю Ман (1517-1582), поэт и теоретик поэзии, математик, медик, ученый-гуманист, учитель Пьера де Ронсара. В качестве домашнего врача и воспитателя детей маршала де Коссе-Бриссака с 1546 до 1557 г., ненадолго отлучаясь, жил в Лионе, где сблизился с Морисом Сэвом Луизой Лабе и лионскими гуманистами. Уже в его сборнике "Поэтических сочинений" ("Oeuvres Poetiques", 1547) есть несколько стихотворений, явно адресованных лионской поэтессе (см.: Zamaron F. Р. 191-197), а в небольшом цикле его стихов ("Opuscules"), опубликованном в Лионе в 1555 г. у того же издателя, что и книга сочинений Луизы Лабе, помещена "Ода Луизе Лабе, Лионке". Начиная оду с описания прелестей лионских дам, средь которых Луиза Лабе "Сияет как Луна в ночи // На фоне слабого света звезд", П. дю Ман большую часть стихотворения посвящает прославлению ее поэтического дара и заключает оду следующими строками:
Sus doncq, mes vers, louez cete Louise;
Soiez, ma plume, a la louer soumise,
Puisqu' ele a merite,
Maugre le tems fuitif, d'etre menee
Dessus le vol de la Fame Ampannee
A I'lmmortalite,
(Так хвалите же, стихи мои, Луизу,
И будь, перо мне, подчинено тому, чтобы ее хвалить,
Ибо она удостоилась
Вопреки времени быстротечному быть вознесенной
Высоким летом Крылатой Славы
К Бессмертию),
Возможно, что и героиней его 86 любовных сонетов цикла "Наивысшая Любовь" ("Amour des Amours", 1555) была Луиза Лабе,