Выбрать главу
То, что у женщин от рожденья есть? Мы сами честь себе стяжаем, Геро: В деяньях честных — дести нашей мера, Ты мнишь, что девством славу обрела, Но и Диану не щадит хула. Чем женщина красивей и скромнее, Тем клевета язвит ее сильнее, А ты ведь так прекрасна, так юна, Что если долго будешь жить одна, Вся Греция сочтет тебя виновной В связи внебрачной, тайной и греховной. Не запрещай же мне тебя любить, Не дай себя злоречью погубить. Иль ты блюдешь безбрачье по обету? Кому же ты приносишь жертву эту?" "Венере", — Геро молвила с тоской, И заструились жемчуга рекой Из двух кристаллов, словно небо, ясных По млечному пути ланит атласных. Он возразил: "Ждет от своих рабов Владычица любви иных даров: Веселых игрищ, пиршеств, масок, пенья — Всего, в чем старость видит преступленье. Тебя богиня станет презирать За то, что, дав обет мужчин не знать, В ее глазах ты больший грех свершила, Чем если б против клятвы погрешила; За то, что целомудрие твое Кощунственно роняет честь ее. Смягчи свою вину, меня лобзая. Венере жертва радостна такая". Тут жрицей был влюбленный отстранен, Но с кротостью такой, что, укреплен Улыбкой Геро в дерзостной надежде, Он стал молить настойчивей, чем прежде: "Хоть меж богов — не то что меж людей — Никто не стоит красоты твоей, Блюсти, уж раз ты чтишь Венеру свято, Враждебное ей девство не должна ты. Воздай Киприде[434] сладостную дань И этим ей во всем подобна стань. Любовь чужда лишь девственной Афине, Но с ней ведь не в ладах твоя богиня[435]. Так полюби меня, чтоб жизнь вдохнуть В мою тобою раненную грудь! Трать юность щедро и неосторожно; Где нет безумья, счастье невозможно. Краса, которой слишком дорожат, Умрет, как колос, если он не сжат". Леандра Геро слушала бесстрастно, Хотя на все была в душе согласна. Ведь уступает женщина всегда, Твердя устами "нет!", а взором "да!", В силке любви металась тщетно жрица, Тем туже он, чем больше рвется птица. И вот она, стараясь что есть сил Не показать, как юноша ей мил, Воскликнула в притворном возмущенье; "Где ты постиг искусство обольщенья? О, горе мне! Хоть ты бесстыдно лжешь, В твоих устах прекрасна даже ложь!" Леандра упоенье ослепило, Он к ней шагнул, но Геро отступила И молвила: "Красавец молодой, Не оскверняй наряд священный мой. Вдали от Сеста на скале прибрежной, Где все безлюдно так и безмятежно, Что на песчаных отмелях слышны Лишь всплески набегающей волны И шум прибоя мерностью своею Нас помогает усыплять Морфею, Блюду я в древней башне с юных дней Венере посвященных лебедей. Живет со мной кормилица седая, Чью воркотню выслушивать должна я И в полдень, и в тиши часов ночных, Хоть лучше б не на это тратить их. В той башне жду тебя". Едва несмело Признанье это с уст ее слетело, Затрепетало сердце девы вдруг, В растерянных глазах застыл испуг, Зарделись от смущения ланиты, И столь же безуспешно, как с орбиты Планета бы пыталась соскочить, Она любовь, любя, хотела скрыть: Простерла руки к алтарю богини И вновь обет безбрачья у святыни Перед лицом небес произнесла, Но эта клятва Геро не спасла. Ее молитву, гневно деве внемля, Отбросил Купидон крылом на землю. За лук он взялся, тетиву напряг, Метнул стрелу и жрицу ранил так, Что к Геро, увидав, как той досталось, Почувствовал и сам немедля жалость. Он слезы девы в жемчуг превратил И с ними огорченно в небо взмыл, Отнес прозрачный груз ее печали К дворцу, в котором Судьбы восседали[436], И стал богинь суровых убеждать Двум молодым влюбленным счастье дать. Но только взгляд, столь яростный, что, мнилось, В нем сразу тысяча смертей таилась, В ответ на речь свою увидел он: Был сестрам ненавистен Купидон. Причину их вражды я вам открою. В тот самый день, когда своей игрою Навеял сон на Аргуса Гермес[437], Пастушку повстречал гонец небес. Роса в ее кудрях, густых и черных, Сверкала ярче жемчугов отборных. Она была прекрасна, лжи чужда, Чиста душой и телом, но горда, — Ведь гордость может быть равно уместной И во дворце и в хижине безвестной, — Тем, что любого пастуха пленит Серебряными розами ланит. Влюбился небожитель быстрокрылый, Сковал ее шаги волшебной силой И юную пастушку задержал У холмика, где меж кустов лежал, Он начал ей играть на флейте сладкой И нежные слова шептать украдкой, Потом привстал, к ее устам прильнул, В свои объятья деву притянул, На землю опустился с нею снова И стал срывать стыдливые покровы, Бросая дерзновенный взгляд на то, Чего не должен видеть был никто, И без стесненья, как супруг законный, Ища пути в Элизий потаенный. Но тут пастушка, помня, что одна Невинность ей в приданое дана, И чувствуя, что от борьбы устала, Звать пастухов на помощь громко стала. Пришлось ему объятия разжать И выпустить ее. Она — бежать, Но хитрый бог посредством клятв и лести Сумел беглянку удержать на месте. (Ведь помогает девушку увлечь Не сила мышц, но пламенная речь.) Узнав, кого ее краса прельстила, Восторг в душе пастушка ощутила И, выслушав признания его, Потребовала только одного: Ни отложить минуту упоенья (Как сделала б другая без сомненья), Ни дать бессмертье ей взамен любви (Тщеславье ведь у женщины в крови), Но совершить деяние, о коем Не думать вовсе лучше бы обоим: Похитить для нее небесный мед — Нектар, который громовержец пьет. Гермес украл глоток его у Гебы[438], Поящей им царя земли и неба, И юной поселянке снес тайком. Всеведущий Кронид узнал о том, Вспылил и эту наглую затею Почел преступней кражи Прометея. Был вору вход на небо воспрещен. Но тут Гермеса встретил Купидон И, тронутый его печальным видом, Решил, что рассчитается с Кронидом. Стрелою меткой удалось ему Пронзить сердца богинь судьбы, кому Земля, и ад, и небеса подвластны. Гермеса сестры полюбили страстно И поклялись сложить к его ногам То, чем они и смертным и богам Должны в предвечных безднах мирозданья Прясть, мерить, резать нить существованья. Гермес не взял даров, но пожелал, Чтоб свергнувший отца Юпитер пал, Чтоб возвратил права на трон небесный, Сатурну с Опой отпрыск их бесчестный. Сатурну Судьбы отдали престол. Век золотой[439] на землю вновь пришел, Ибо унес Юпитер в ад с собою Измены, войны, деньги и разбои. Но мир и счастье длились только миг, Едва Гермес, чего хотел, достиг, Как он, забыв все обещанья разом, Ответил на любовь сестер отказом, И стал им ненавистен Купидон. Юпитеру они вернули трон, А богу красноречья и ученья За то, что он посмел в повиновенье Юпитеру столь дерзко отказать, Пришлось себе в супруги Глупость взять. И по решенью Судеб Бедность тоже Должна была делить с Гермесом ложе. (С тех пор удел ученого — нужда, А у невежд карман набит всегда.) Решили сестры, сверх того, из мести, Что восседать в нетленном храме Чести, Где детям Муз места отведены, Одни сыны Мидаса впредь должны; Что люди светлого ума отныне Начнут искать приюта на чужбине Что скоморохи, а не мудрецы Толпою будут заполнять дворцы И с помощью кривляний недостойных Философов лишать наград пристойных. Вот по какой причине Судьбам был Их оскорбивший Купидон немил.
вернуться

434

Киприда — одно из имен Афродиты. По преданию, Афродита родилась из морской пены и вышла на сушу на острове Кипр.

вернуться

435

Любовь чужда лишь девственной Афине, || Но с ней ведь не в ладах твоя богиня. — В "Илиаде" Афродита пытается оказать помощь Аресу в борьбе против воинственной Афины. Однако Афина одним ударом повергает на землю богиню любви.

вернуться

436

К дворцу, в котором Судьбы восседали,.. — По греческой мифологии, судьбу людей определяют мойры — богини-сестры, живущие на Олимпе. Мойра Клото прядет жизненную нить людей, Лахезис вынимает жребий, который выпадает на долю человека, а Атропос заносит в свиток то, что назначили людям ее сестры.

вернуться

437

...В тот самый день, когда своей игрою || Навеял сон на Аргуса Гермес... — Аргус (греч. миф.) — всевидящий силач, тело которого усеяно глазами. Он стерег Ио, которую полюбил Зевс, а ревнивая Гера превратила в белоснежную корову. Гермес, сын Зевса, по повелению отца усыпил Аргуса и отрубил ему голову.

вернуться

438

Геба (греч. миф.) — олицетворенная вечная юность, дочь Зевса и Геры, служительница богов.

вернуться

439

Золотой век — по преданию, был на земле в царствование Крона. Люди жили в непосредственной близости к богам, не знали ни печалей, ни болезней, ни старости. Легкая смерть, похожая на сон, наступала после долгой счастливой жизни. Земля сама приносила все необходимое, без обработки.