И здесь поэзия объявляется главным назначением, но – поэзия высоких общественных идеалов. Они недоступны Беневольскому, их предал забвению в салонной комедии и сам Грибоедов.
Любопытно, что перелицовка навыворот коллизии «Горя от ума» неизбежно возвращает к проблематике «Студента». В 1831 году на сцене была впервые поставлена (она ставилась и позже) комедия-водевиль П. А. Каратыгина «Горе без ума»[24]. Героем ее стал горе-рифмоплет, подобный Беневольскому, Яшуткин-младший (возможно, П. Каратыгин, по знакомству с авторами, читал «Студента»). Отрезвляет его от поэтического безумия дядя, Яшуткин-старший. Между прочим, стихи своего племянника расчетливый купец использует в качестве оберточной бумаги.
Трудно отделаться от мысли, что И. А. Гончаров знал этот водевиль, приступая к работе над романом «Обыкновенная история», первые главы которого кажутся даже пересыпанными цитатами из комедии «Студент». Конечно, это не больше чем совпадение, но совпадение все-таки закономерное: в литературном развитии ничто, в общем-то, не пропадает. Рождение великих произведений всегда подготовлено многими усилиями так называемых «второстепенных писателей», одним из которых до поры до времени был и Грибоедов.
В 1818 году образ жизни его снова круто меняется. Вопреки желанию, чиновник коллегии иностранных дел назначается секретарем персидской миссии и вынужден покинуть Петербург, где так удачно начала складываться его писательская судьба. «Музыканту и поэту нужны слушатели; их нет в Персии», – пытался Грибоедов возражать министру иностранных дел, объявившему о назначении. Тщетно…
По пути к месту новой службы Грибоедов, впервые после шестилетнего отсутствия, попадает в Москву. Впечатления от старой столицы были безрадостны.
«В Москве все не по мне, – делится вскоре он своими впечатлениями с Бегичевым. – Праздность, роскошь, не сопряженные ни с малейшим чувством к чему-нибудь хорошему… ни в ком нет любви к чему-нибудь изящному, а притом «несть пророк без чести, токмо в отечестве своем, в сродстве своем и в дому своем». Отечество, сродство и дом мой в Москве. Все тамошние помнят во мне Сашу, милого ребенка, который теперь вырос, много повесничал, наконец становится к чему-то годен, определен в миссию и может со временем попасть в статские советники, а больше во мне ничего видеть не хотят».
Может быть, именно здесь таится зерно замысла, которое потом разовьется в «Горе от ума». Казалось бы, в творчестве Грибоедова наступил длительный перерыв. Нескончаемые путешествия по казенной надобности, утомительные и порой опасные, не давали возможности сосредоточиться, отдаться любимому делу, поэзии. Правда, в те годы задумана была какая-то поэма – о страннике, открывающем для себя неведомый, экзотический Восток. Но именно здесь, на Востоке, Грибоедов близко соприкасается с народной жизнью, остро осознает свой долг патриота. Одной из главных задач персидской миссии он считает возвращение на родину русских солдат. «Хлопоты за пленных, – помечает в августе 1819 года Грибоедов в путевом дневнике. – Бешенство и печаль…», а 6 сентября того же года так описывает выступление из Персии:
«Шум, брань, деньги. Отправляемся; камнями в нас швыряют, трех человек зашибли. Песни: «Как за реченькой слободушка», «В поле дороженька», «Солдатская душенька, задушевный друг». Воспоминания. Невольно слезы накатились на глаза.
«Спевались ли вы в батальоне?» – «Какие, ваше благородие, песни? Бывало, пьяные без голоса, трезвые об России тужат…»
Разнообразные группы моего племени, я Авраам».
Обилие ярких впечатлений, резкий контраст восточного быта с незатухающими в памяти сердца воспоминаниями о родине, частое одиночество, предрасполагающее к размышлениям, неустанная, столь обычная для него работа мысли подготавливали творческий взлет. 17 ноября 1820 года, в час пополуночи, в далеком персидском городе Тавризе Грибоедову привиделось во сне возвращение на родину, в дом любимой женщины, в круг давних знакомых, и обещание, данное им, – через год написать новую пьесу.