Сочинения

(37) Предки наши, отцы сенаторы, никогда не испытывали недостатка ни в рассудительности, ни в отваге, и гордость не мешала им перенимать чужие установления[257], если они были полезны. (38) Большинство видов воинского оружия, оборонительного и наступательного, они заимствовали у самнитов[258], знаки отличия для магистратов — у этрусков[259]; словом, все то, чем обладали их союзники или даже враги и что им казалось подходящим, они усерднейшим образом применяли у себя; хорошему они предпочитали подражать, а не завидовать. (39) И в то же самое время они, подражая обычаю Греции, подвергали граждан порке, а к осужденным применяли высшую кару[260]. (40) Когда государство увеличилось и с ростом числа граждан окрепли противоборствующие группировки, начали преследовать невиновных и совершать другие подобные действия. Тогда и были приняты Порциев и другие законы, допускавшие лишь изгнание осужденных. (41) Такова, по-моему, отцы сенаторы, главная причина, не позволяющая нам принять беспримерное решение. (42) У тех, кто малыми силами создал такую великую державу, доблести и мудрости, конечно, было больше, чем у нас, с трудом сохраняющих эти добытые ими блага.

(43) Так не отпустить ли их на волю, чтобы они примкнули к войску Катилины? Отнюдь нет! Итак, предлагаю: забрать в казну их имущество, их самих держать в оковах в муниципиях, наиболее обеспеченных охраной, и чтобы впоследствии никто не докладывал о них сенату и не выступал перед народом; всякого же, кто поступит иначе, сенат призна́ет врагом государства и всеобщего благополучия»[261].

52. (1) Когда Цезарь закончил речь, прочие сенаторы вкратце выразили свое согласие — кто с одним предложением, кто с другим[262]. Когда же спросили Марка Порция Катона[263] о его предложении, он произнес речь приблизительно такого содержания:

(2) «Мне приходят совершенно разные мысли, отцы сенаторы, когда я оцениваю наше опасное положение и когда размышляю над предложениями, внесенными кое-кем из сенаторов[264]. (3) Они, мне кажется, рассуждали о наказании тех, кто готовил войну против родины, родителей, своих алтарей и очагов; положение дел, однако, заставляет нас не столько обсуждать постановление насчет них, сколько себя от них оградить. (4) Ведь за другие деяния можно преследовать тогда, когда они уже совершены; не предотвратив этого, когда оно случится, напрасно станем взывать к правосудию: когда город захвачен, побежденным не остается ничего[265]. (5) Но — во имя бессмертных богов! — призываю вас, которые всегда дома свои усадьбы, статуи и картины ставили выше интересов государства[266]: если вы хотите сохранить все, чем дорожите, каково бы оно ни было, если вы хотите наслаждаться на досуге, то пробудитесь наконец и принимайтесь за дела государства. (6) Дело идет уже не о податях и не о несправедливостях по отношению к союзникам[267]; свобода и само существование наше — под угрозой.

(7) Много раз, отцы сенаторы, я подолгу говорил в этом собрании; часто сетовал я на развращенность и алчность наших граждан, и у меня поэтому много противников. (8) Поскольку я никогда не прощал себе ни одного проступка, даже в помыслах, мне нелегко было проявлять снисходительность к чужим злодеяниям и порокам[268]. (9) Вы, правда, не придавали моим словам большого значения, но положение в государстве тогда было прочным: его могущество допускало вашу беспечность. (10). Но теперь речь идет не о том, хороши или плохи наши нравы, и не о величии или великолепии державы римского народа, а о том, будут ли все эти блага, какими бы они нам ни казались, нашими или же они вместе с нами достанутся врагам. (11) И здесь мне еще говорят о мягкости и жалости![269] Мы действительно уже давно не называем вещи своими именами: раздавать чужое имущество именуется щедростью[270], отвага в дурных делах — храбростью; поэтому государство и стоит на краю гибели. (12) Что ж, раз уж таковы нравы — пусть будут щедры за счет союзников, пусть будут милостивы к казнокрадам, но крови нашей пусть не расточают и, щадя кучку негодяев, не губят всех честных людей.

257

…перенимать чужие установления… — Ср.: Цицерон. О государстве, II, 30; Тускуланские беседы, I, 1 сл.; Полибий, VI, 25, 11.

258

…у самнитов… — У самнитов были заимствованы большой четырехугольный щит (scutum) и дротик с железным наконечником (veru, verutum).

259

…у этрусков… — У этрусков были заимствованы курульное кресло (см. выше, примеч. 173), тога-претекста, т. е. тога с пурпурной каймой, ликторы (см. выше примеч. 94).

260

…высшую кару. — Порка и смертная казнь — римского происхождения; но так как в Законах XII Таблиц усматривали греческое влияние, то Цезарь относит эту кару к Греции. Ср.: Ливий, III, 31, 8.

261

…врагом… благополучия. — Аппиан (II, 6) и Плутарх (Цицерон, 21, 6) дают иную версию: содержание заговорщиков под стражей будет временным и по окончании войны с Катилиной их будут судить центуриатские комиции. Предлагаю (censeo) — технический термин; ср. 52, 14; 36; Цицерон. Филиппики III, VII, IX, X, XIV.

262

…кто с другим. — После речи Силана и до речи Цезаря. После речи Цезаря Цицерон произнес свою IV речь против Катилины.

263

Марк Порций Катон тогда был избранным плебейским трибуном и противником Цезаря. После поражения помпеянцев под Тапсом в Африке Катон покончил с собой в Утике (и получил прозвище Утического). См.: Цицерон. В защиту Мурены, 62 сл.; Лукан. Фарсалия, I, 313.

264

…внесенным кое-кем из сенаторов. — Подражание началу III Олинфской речи Демосфена: «Разные мысли приходят мне, граждане афинские, тогда, когда я погляжу на состояние наших дел, и тогда, когда послушаю речи, которые тут говорятся» (пер. С. И. Радцига).

265

…побежденным не остается ничего. — Реминисценция из речи Ликурга против Леократа (2; 126).

266

…выше интересов государства… — Ср. 13, 3.

267

…по отношению к союзникам… — См.: Ю, 31, 25. Катон защищал союзников от алчности откупщиков. Ср.: Цицерон. К Аттику, I, 18, 7 (24); II, 1, 8 (27); Об обязанностях, III, 88.

268

…к чужим злодеяниям и порокам. — Ср.: Цицерон. В защиту Мурены, 61; 63.

269

…мне еще говорят о мягкости и жалости! — Намек на «милосердие» (clementia) Цезаря. Ср. 54, 2.

270

…именуется щедростью… — Имеется в виду раздача народу денег, захваченных как военная добыча или изъятых у жителей провинций. Ср.: Цицерон. Об обязанностях, I, 43.