ЮГУРТИНСКАЯ ВОЙНА
1. (1) Несправедливо сетует на природу свою род людской — будто ею, слабой и недолговечной[320], правит скорее случай, чем доблесть. (2) Ведь, наоборот, во зрелом размышлении не найти ничего, ни более великого, ни более выдающегося, и [надо признать, что] природе нашей недостает скорее настойчивости, чем сил или времени. (3) Далее, жизнью людей руководит и правит дух[321]. Когда он к славе стремится, идя по пути доблести, он всесилен, всемогущ и блистателен и не нуждается в помощи Фортуны; ибо честности, настойчивости и других хороших качеств не придать никому и ни у кого не отнять. (4) Но если человек, охваченный дурными страстями, погряз в праздности и плотских наслаждениях, после того как некоторое время предавался губительному сладострастию, то он, как только у него, ввиду нестойкости его духа, не станет сил, времени и способностей, винит в этом немощь своей природы; погрешившие взводят вину, каждый свою, на обстоятельства[322]. (5) Ведь если бы у людей была такая же большая забота об истинной доблести, как велико их рвение, с каким они добиваются чуждого им, не сулящего им никакой пользы и во многом даже опасного <и губительного>, то не столько ими управляли бы события, сколько сами они ими управляли бы и достигали при этом такого величия, что их слава приносила бы им бессмертие.
2. (1) Ибо, как человек состоит из тела и из души, так все наши действия и наклонности следуют одни — природе тела, другие — природе души. (2) Ведь прекрасная внешность, большое богатство, как и сила тела и все прочее в этом роде, быстро разрушаются, но выдающиеся деяния ума, как и душа, бессмертны. (3) Словом, для благ, относящихся к телу и имуществу, существуют как начало, так и конец, и все возникшее уничтожается, а растут, ее стареет; дух же, нетленный, вечный правитель человеческого рода, движет всем и правит всем, а им не правит ничто. (4) Тем более следует удивляться порочности тех, кто, предавшись плотским удовольствиям, проводит свой век в роскоши и безделии, но уму своему, лучше и выше которого в человеческой природе нет ничего, позволяет коснеть в небрежении и вялости, особенно когда столь многочисленны и столь разнообразны занятия для духа, приносящие людям величайшую славу.
3. (1) Из них магистратуры и командование[323], словом, всякая забота о делах государственных, в наше время[324] совсем не кажутся мне желанными, так как, с одной стороны, не доблести воздается почет, с другой стороны, те, кому он достался путем обмана, не обретают ни безопасности, ни большего почета[325]. (2) Ибо посредством насилия править родиной или родными[326] ты, правда, можешь и при этом пресечешь злоупотребления, но это небезопасно — тем более что все перевороты предвещают резню, изгнание и другие враждебные действия, (3) Но стараться понапрасну и, затратив много сил, пожинать одну только ненависть — полное безумие; (4) разве только кем-нибудь случайно овладеет позорное и пагубное желание пожертвовать ради могущества кучки людей своей честью и свободой.
4. (1) Однако среди других умственных занятий наибольшую пользу приносит повествование о прошлом. (2) Так как о ценности этого повествования высказывались многие, то я нахожу нужным о ней умолчать — также и для того, чтобы никто не подумал, что я по заносчивости сам расхваливаю свое усердие. (3) Но, пожалуй, найдутся люди, которые — раз я решил жить вдали от дел государства — назовут такой большой и такой полезный труд плодом праздности, люди, которым, несомненно, кажется величайшей деятельностью приветствовать народ и угощениями добиваться его благосклонности[327]. (4) Если они задумаются над тем, в какие времена достиг магистратур я[328], какие мужи добиться этого же не смогли[329] и какие люди вошли в сенат впоследствии[330], то они, конечно, признают, что я скорее с полным основанием, а не из лености переменил свое решение и что государство получит от моего досуга[331] выгоду большую, чем от деятельности других. (5) Ведь я не раз слыхал, что Квинт Максим, Публий Сципион[332] и другие прославленные мужи нашей гражданской общины говаривали, что они, глядя на изображения своих предков[333], загораются сильнейшим стремлением к доблести. (6) Разумеется, не этот воск и не этот облик оказывает на них столь большое воздействие; нет, от воспоминаний о подвигах усиливается это пламя в груди выдающихся мужей и успокаивается не ранее, чем их доблесть сравняется с добрым именем и славой их предков. (7) А найдется ли при нынешних нравах человек, который поспорил бы со своими предками честностью и настойчивостью, а не богатством и расточительностью? Даже новые люди, когда-то доблестью своей обыкновенно превосходившие знать, добиваются власти и почестей не столько честным путем, сколько происками и разбоем; (8) как будто претура и консулат и все другие должности того же рода славны и великолепны сами по себе, а не считаются такими в зависимости от доблести тех, кто их занимает[334]. (9) Я, однако, увлекся и зашел чересчур далеко, так как нравы сограждан вызывают во мне тоску и досаду; возвращаюсь теперь к своему повествованию.
320
…
321
…
324
325
…
326
…
327
…
329
…
330
…
332
333
…