(4) Со своей стороны, признаюсь, что я отправился на эту войну больше с воодушевлением, чем по зрелому размышлению, так как я, только по названию облеченный империем, в течение сорока дней собрал войско и отбросил от Альп и до самой Испании врагов, уже прямо угрожавших Италии. Через Альпы я открыл себе путь не тот, каким шел Ганнибал, но более удобный для нас. (5) Я возвратил нам Галлию, Пиренеи, Лацетанию, область индигетов, выдержал первый натиск победоносного Сертория, располагая новобранцами, численно уступавшими его силам, и провел зиму в лагерях среди жесточайших врагов, а не в городах, что позволило бы мне расположить солдат в свою пользу. (6) К чему перечислять сражения и зимние походы, называть разрушенные и возвращенные нам города, когда действия убедительнее слов? Захват вражеского лагеря у Сукрона, сражение у реки Дурия[685], гибель вражеского полководца Гая Геренния и уничтожение города Валенции вместе с войском хорошо известны вам. За это — о благодарные отцы сенаторы! — вы нам воздаете нуждой и голодом. (7) Итак, положение моего войска и вражеского одинаково: ни тому, ни другому не платят жалованья; победив, и то и другое может прийти в Италию.
(8) Об одном предупреждаю и прошу вас: подумайте об этом и не заставляйте меня действовать поневоле, на свой страх и риск. (9) Ближнюю Испанию, не занятую врагами, я или, во всяком случае, Серторий разорили дотла, кроме приморских гражданских общин[686], которые требуют дополнительных расходов и являются бременем для нас. В прошлом году Галлия снабдила войско Метелла деньгами для уплаты жалованья и зерном, но теперь вследствие неурожая едва перебивается сама. Я же исчерпал не только свое имущество, но и свой кредит. (10) Вы одни остаетесь у меня; если вы не придете мне на помощь, то наперекор мне — предсказываю — войско и с ним вся испанская война перейдут в Италию.
V. РЕЧЬ ПЛЕБЕЙСКОГО ТРИБУНА МАКРА К НАРОДУ
(1) Если бы вы, квириты, плохо понимали различие между правами, оставленными вам предками, и нынешним, Суллой для вас уготованным, рабством, то я должен был бы произнести длинную речь и рассказать вам, из-за каких несправедливостей и сколько раз плебс с оружием в руках уходил от отцов сенаторов[687] и как добился он избрания плебейских трибунов — защитников всех своих прав. (2) Но теперь мне остается лишь советовать вам и первому пойти по пути, на котором, думается мне, можно возвратить себе свободу. (3) И я хорошо знаю, сколь великие силы знати я один, не обладающий властью, располагая лишь видимостью магистратуры[688], берусь лишить господства и насколько в большей безопасности, чем отдельные бескорыстные люди, действует шайка преступников. (4) Но, помимо своей надежды на вас, победившей мои опасения, я установил для себя правило, что для храброго мужа проиграть сражение за свободу лучше, чем за нее вообще ни разу не сразиться.
(5) Впрочем, все другие избранные для защиты ваших прав магистраты, либо поддавшись влиянию, либо привлеченные надеждой или наградами, обратили против вас все свое могущество и верховную власть и думают, что за плату причинять зло лучше, чем безвозмездно делать добро. (6) И вот все они уже склонились перед господством нескольких человек, которые под предлогом состояния войны захватили государственную казну, войска, царства, провинции и из совлеченных с вас доспехов[689] строят себе крепость, в то время как вы, подобно скотине, вы, которых множество, отдаетесь во власть и на милость каждого из них, дабы они вами повелевали и для своей выгоды использовали вас, лишенных всего того, что вам оставили предки, пожалуй, кроме одного: вы сами путем голосования — подобно тому, как некогда выбирали защитников, — ныне назначаете себе властителей. (7) Поэтому на ту сторону перешли все, но вскоре, если вы возвратите себе то, что вам принадлежит, большинство вернется к вам — редко ведь встречаются люди, мужественно защищающие то, что им по душе, остальные берут сторону более могущественных.
686
…
688
…