В своем изложении Саллюстий не всегда бывает точен. Так, он связывает с Катилиной возникновение так называемого «первого заговора»[870], тогда как многое указывает на то, что его главным организатором был Марк Лициний Красс, который должен был стать диктатором, а его помощником (начальником конницы) был бы Цезарь. Катилина говорит своим сообщникам (21, 3), что в Ближней Испании находится Писон, между тем его к этому времени уже не было в живых (19, 1—2). Саллюстий сообщает, что чрезвычайное постановление сената, в действительности принятое 22 октября 63 г., было вынесено после собрания заговорщиков в доме у Марка Порция Леки в ночь с 6 на 7 ноября и после неудавшегося покушения на жизнь Цицерона;[871] это создавало впечатление, что Цицерон потребовал принятия чрезвычайного постановления, движимый страхом за свою жизнь. Кроме того, Саллюстий относит нападение молодых римских всадников на Цезаря к 4 декабря[872], а оно произошло 5 декабря, когда Цезарь вышел из сената после выступления в защиту участников заговора. Очевидно, Саллюстий, несмотря на свои заверения (4, 3), не столько держался исторической правды, сколько стремился подчеркнуть моральное и политическое значение описываемых им событий.
В монографии полностью приведены речи Цезаря и Катона, будто бы произнесенные ими в сенате 5 декабря 63 г. (гл. 51 и 52), причем Саллюстиев Цезарь говорит словами и выражениями самого Саллюстия[873], роль же Цицерона в раскрытии заговора преуменьшена, и из его четырех речей против Катилины упомянута только первая[874]. Эта скупость сведений о действиях и роли Цицерона, возможно, объясняется и тем, что он сам в 60 г. опубликовал свои речи против Катилины в сборнике «консульских речей»[875].
В «Югуртинской войне», вышедшей в свет в 42—41 гг., тоже имеется вступление (гл. 1—4), содержащее общие рассуждения о могуществе человеческого духа, о стремлении к доблести и о государственной деятельности в условиях, когда боролись и соперничали друг с другом старый нобилитет и «новые люди», причем и те и другие для достижения своей цели не гнушались никакими средствами.
Война, которую Рим вел против нумидийского царя Югурты (111—105 гг.), представляется Саллюстию началом новой эры: «О войне писать я буду — той, что народу римскому пришлось вести с нумидийским царем Югуртой, — во-первых, потому что она была трудна и жестока и шла с переменным успехом; во-вторых, потому что тогда впервые был дан отпор гордости знати»[876]. Во время этой войны обнаружились подкупность и корыстолюбие многих представителей сенатской олигархии (Альбин, Бестия, Скавр); кроме того, плебей, «новый человек» Гай Марий, стал консулом и одержал победу над своим соперником, оптиматом Квинтом Цецилием Метеллом.
В отношении композиции монографию можно разделить на две части: в гл. 1—62 речь идет о господстве старого нобилитета и всемогуществе Квинта Метелла, в гл. 63—114 — о возвышении Гая Мария и об уменьшении влияния нобилитета.
Саллюстий описывает междоусобицы среди нумидийских царьков, их переговоры с римским сенатом, военные действия римлян в разных частях Африки. Он говорит и о возвышении Луция Корнелия Суллы и его удачных дипломатических действиях, увенчавшихся захватом царя Югурты, который удалось осуществить без пролития римской крови.
В «Югуртинской войне» Саллюстий, говоря о нумидийской действительности, пользуется римскими терминами и понятиями. Так, царь Миципса, употребляя термин «взять на руки ребенка» (sumere liberos, 10, 8), говорит о древнем римском обычае. В гл. 12, 3 говорится о «ближайшем ликторе» (lictor proximus) Югурты: в гл. 65, 1 — о «втором наследнике»; в гл. 74, 1 — о «префектах» Югурты; в гл. 77, 2 — о «власти магистратов» местной гражданской общины; в гл. 79, 4 — о спонсии; характеризуя войска «варваров», Саллюстий тоже прибегает к римской военной терминологии.
И в этом произведении Саллюстий допускает хронологические неточности. Он пишет (9, 3), что Миципса усыновил Югурту тотчас же по его возвращении из-под Нуманции (133 г.), между тем ниже (11, 6) сказано, что он усыновил его за три года до своей смерти (118 г.). Миципса сообщает (10, 2) о недавнем возвращении Югурты из-под Нуманции, тогда как это случилось уже пятнадцать лет назад. В гл. 20, 3 говорится о «внезапном» вторжении Югурты в области, отошедшие к Адгербалу, между тем он совершил это лишь спустя четыре года.