«О! есть пронзительные стоны!»{15}
О! есть пронзительные стоны!
То крик страдающей души,
То вопль ужасный Дездемоны
В глухой, полуночной тиши…
О! стоны те — глубоки, бесконечны!
Им внемлют небо и земля;
Они на суд зовут тебя, о вечный,
Податель грозный бытия!
ПЕРВЫЙ ВЫЕЗД{16}
Может быть, в кругу прелестных
Полек ветренных, младых.
Чаровниц мне неизвестных
Позабудусь я на миг.
Говорят, они опасны,
Как небесная гроза,
Их движенья сладострастны,
Страшны черные глаза.
О, когда б они умчали,
Как живой поток весны,
Все сомненья и печали,
Все несбывшиеся сны!
Знаю, жизнь не обновится,
От недуга не спастись,
Дайте ж миг мне позабыться,
В шумных танцах унестись!
Столько лет в борьбе мятежной!
Я, как схимник, одичал;
Не внимал речам я нежным,
Белых рук не целовал!
ВОЗВРАТ{17}
Мчусь домой. — Ах! в зимни вьюги,
Сколько раз я мчался к ней!..
Вот у ней, в домашнем круге…
И я с бледныя подруги
Не свожу моих очей…
Вот стоит в дали пустынной
С белой розою в кудрях.
Я целую локон длинный…
Как она любила сильно!
Сколько жизни в прошлых днях!
Сны мои!.. Там, помню, ивы
Зеленелись над водой…
В первый раз она ревнива…
Вдруг чуть слышно, боязливо
Обвила меня рукой.
О, довольно!.. нет, тоскою
Сердце сжалось, боже, вновь,
Смутный взор дрожит слезою.
Над усталой головою
Веет давняя любовь.
Да, недаром ты любила;
Все взяла ты у меня!
О, ты дорого любила;
Ты навек мне погубила
Цвет и прелесть бытия!..
И зачем уж в сновиденьи,
Призрак милый, пролетишь,
Обольстишь воображенье,
Лишь на миг уединенье,
Светлый ангел, озаришь?..
И не так ли засияет
Над гробницею луна?
Мрамор, вспыхнув, оживает, —
Но блеснет — и исчезает
В темном облаке она…
Все прошло!..
ПЕСНЯ
(«He гляди поэту в очи…»){18}
He гляди поэту в очи,
Не внимай его речам,
Убегай, как призрак ночи,
Недоступная мольбам;
Не буди его желаний,
Жизнью, другом не зови;
Ты страшись его признаний
И не верь его любви…
Не желай с ним тайной встречи,
Разговор его — беда…
Обольстительные речи
Очаруют навсегда.
Распусти же покрывало
Над пылающим лицом,
Крупным жемчугом, кораллом
Слух завесь перед певцом!
Но душа твоя желает, —
И любимец твой вошел…
Над челом его играет
Вдохновенья ореол.
Ты с улыбкою встречаешь,
Унеслась твоя печаль,
Ты речам его внимаешь,
Опершися на рояль.
Берегись, перед тобою
Обольстительный певец.
Он к ногам твоим с мольбою
Бросит гордый свой венец;
Берегись, его объятья
Стан покорный обовьют.
Ты погибнешь… но проклятья
Светлых дней не приведут!..
Не приколешь, дева, розы
Над кудрявой головой —
Побегут, как жемчуг, слезы
По ланите молодой…
Он тебе дороже мира,
Но любимец твой исчез —
И уж нового кумира
Жадно просит у небес!
ДУМА{19}
Она была его единым вдохновеньем,
Младой любви страдальческим венцом,
Она одна, с слезами и томленьем
Боготворимая задумчивым певцом…
Для ней он был готов лететь на поле битвы,
Когда нахлынули от запада враги,
В восторге петь прощальные молитвы
И весть на брань отмстителей полки.
Для ней бы он надел одежды пилигрима
И обувь странника и — рыцарь молодой —
Пошел бы в дальний край, к полям Ерусалима,
Чтоб только выполнить обет ее святой…
И как бы пламенно певец об ней молился!
Об ней бы думая, под пальмой отдыхал,
И снова бы на полночь возвратился,
Благославение возлюбленной сказал.
Принес бы ей фиал со влагой Иордана,
Над коим некогда гремел Иеговы[106] глас, —
И странника чарующий рассказ
Для ней бы слаще был и гуслей, и тимпана.
А он замолк — любимый наш певец,
Расстался с звонкою цевницей,
Повесил он лавровый свой венец
Над хладною, печальною гробницей.
Не спрашивай, зачем он не поет:
Увы! мой друг, она его любила…
Он кончил песнь; она его зовет…
А проводник туда — могила.