Этот юноша привлекал внимание Красова и его товарищей. Однажды они сделали попытку познакомиться с ним, послав на переговоры П. Вистенгофа. Красов, кивая головой в угол, где сидел Лермонтов, сказал:
— Вы подойдите, Вистенгоф, к Лермонтову и спросите его, какую это он читает книгу с таким постоянным, напряженным взиманием? Это предлог для разговора самый основательный.
Станкевич и Ефремов тут же одобрили совет своего друга, и Вистенгоф отправился в дальний угол аудитории. Лермонтов встретил его неприветливо и на его вопрос ответил резко[37]. Биограф Лермонтова объясняет эту резкость нежеланием поэта сходиться со студентом, обывательские интересы которого были ему слишком хорошо известны[38].
Несмотря, однако, на несходчивый характер Лермонтова, Красов познакомился и с ним и впоследствии, рассказывая об одной из встреч с поэтом, вспоминал, что «Лермонтов был когда-то короткое время» его «товарищем по университету»[39].
Раньше других своих товарищей из группы Станкевича Красов, можно полагать, сошелся а с Виссарионом Белинским, автором пьесы «Дмитрий Калинин», цензурное запрещение которой взволновало студентов, вызвало многочисленные толки, разговоры. Белинский, правда, к этому времени редко посещал лекции, часто болел, но Красов мог с ним встречаться не только на лекциях, но и в казеннокоштных номерах. Его старый семинарский товарищ Николай Лавдовский в феврале 1831 года добился казеннокоштного содержания, и Красов, всегда поддерживающий с ним связь, был значительно больше, чем его новые друзья, близок к казеннокоштным студентам, разделяя с ними те же лишения и бедствия.
Но ближе всего Красов сошелся с Николаем Станкевичем и вскоре стал его «истинным другом». Трогательной привязанностью и горячей любовью отвечал ему и Станкевич. Вначале он брал у Красова уроки в латинском и греческом языках, которые его друг знал довольно основательно, затем они вместе занимались историей и другими науками, целыми ночами просиживали за чтением Шиллера, Гете, Бальзака, Козлова. Уже в декабре 1832 года Красов напечатал в «Телескопе» стихотворение «Куликово поле» с посвящением Н. В. Станкевичу, обращался к нему и в другом своем стихотворении «Булат». Со временем эта дружба окрепла.
Юное поколение «молодой России» все больше проникалось духом политического свободомыслия, критического отношения к окружавшей его жизни. Современная действительность давала немало пищи для оживленных споров и суждений. Вспыхивали «холерные бунты», восстания в Крыму и на Кавказе, по всей стране прокатилась весть о польском восстании, об июльской революции 1830 года во Франции — все эти события надолго приковывали внимание студентов, возбуждали их, усиливали и обнажали оппозиционные антикрепостнические настроения. В студенческих кругах велись разговоры о бедствиях русского народа, о его бесправии, волновались студенты-поляки, возникали тайные студенческие кружки — «Литературное общество 11 нумера», руководимое Белинским, «Тайное общество Сунгурова», кружок Герцена и Огарева, в котором уже рождалась мечта о том, «как начать в России новый союз по образцу декабристов», «Дружеское общество» И. Клюшникова, Я. Неверова, И. Оболенского и другие «группы близких между собой товарищей».
Красов, таким образом, находился среди оппозиционно настроенной молодежи, ненавидевшей самодержавие и крепостнические порядки. Многие из его товарищей принимали самое живое участие в протестах против университетского режима, в страстных спорах искали путей к правде и лучшему общественному устройству.
Не оказался в стороне от этой жизни своих товарищей и Красов. Одним из первых он вошел в философско-литературный кружок Н. В. Станкевича. Однокурсник Красова Алексей Беер приглашал близких ему студентов в свой дом на танцевальные вечера. Там и произошла встреча Станкевича и его товарищей с Я. Неверовым, у которого вскоре возникла мысль «основать общество дружеское между несколькими студентами для совокупных трудов на поприще образованности»[40].
«Дружеское общество» (Я. Неверов, И. Клюшников, И. Оболенский) собиралось несколько раз для совместных занятий, но они вскоре были прерваны арестом Ивана Оболенского. В это время, как полагают исследователи, и возникла мысль перенести занятия кружка на квартиру Станкевича, который постепенно стал его руководителем. По словам Я. Неверова, «наиболее выдающимися членами кружка были: Сергей Строев — историк, Красов — поэт, помещавший свои стихотворения в тогдашних журналах, Клюшников»[41]. Это и было первоначальное ядро кружка, а с 1833 года в него уже входила довольно значительная группа участников, в том числе В. Белинский, А. Ефремов, О. Бодянский, А. Беер, К. Аксаков и др.
39
Бродский Н. Л. Поэты кружка Станкевича. — Известия ОРЯЗ ИАН, 1912, т. 17, кн. 4, стр. 34.
40
Архангельский К. П. Из истории кружка Н. В. Станкевича. — Воронежский краеведческий сборник, вып. 1. Воронеж, 1924, стр. 32.
41
Бродский Н. Я. Неверов и его автобиография. — Вестник воспитания, 1915, сентябрь, стр. 112.