Выбрать главу
«Наш Рейн, наш Рейн красив и богат! Над Рейном блестят города! И с башнями замки, и много палат, И сладкая в Рейне вода!..
И пурпуром блещут на Рейне брега: То наш дорогой виноград; И шелком одеты при Рейне луга: Наш рейнский берег — Германии сад!
И славится дева на Рейне красой, И юноша смотрит бодрей! О, мчись же, наш Рейн, серебрясь полосой, До синих, до синих морей!..»
Но чье чело средь праздничного шума, Когда та песня пронеслась, Поддернула пролетной тенью дума И в ком тоска по родине зажглась?.. Он счастлив, он блажен с невестой молодою, Он празднует прекрасный в жизни миг; Но вспомнил что-то он над рейнской водою... «Прекрасен Реин твой и тих, (Невесте говорит жених), Прекрасен он — и счастлив я с тобою, Когда в моей дрожит твоя рука; Но от тебя, мой юный друг, не скрою, Что мне, на севере, милей одна река: Там родина моя, там жил я, бывши молод; Над бедной той рекой стоит богатый город; По нем подчас во мне тоска! В том городе есть башни-исполины! Как я люблю его картины, В которых с роскошью ковров Одеты склоны всех семи холмов Садами, замками и лесом из домов!.. Таков он, город наш стохрамый, стопалатный! Чего там нет, в Москве, для взора необъятной?.. Базары, площади и целые поля Пестреются кругом высокого Кремля! А этот Кремль, весь золотом одетый, Весь звук, когда его поют колокола, Поэтом, для тебя не чуждым, Кремль воспетый Есть колыбель Орла Из царственной семьи великой! Не верь, что говорит в чужих устах молва, Что будто север наш такой пустынный, дикий! Увидишь, какова Москва, Москва — святой Руси и сердце и глава! — И не покинешь ты ее из доброй воли: Там и в мороз тебя пригреют, угостят; И ты полюбишь наш старинный русский град, Откушав русской хлеба-соли!..»
<1841>

ТАЙНЫ ДУШИ

У души есть свои наслажденья, У души есть заветный свой мир: Своя вера — свои убежденья. У души свой таинственный пир!
И душа про свое замышляет И, уйдя из сетей суеты, Как беглянка летает, летает Под наметом святой высоты.
Хоть Подругу наш остов телесный По житейской таскает грязи; Но Она, как природы небесной, Все в таинственной с небом связи!
И к душе налетают и гости, И целует налетных, сестра; Но, незримых, не знают ни кости, Ни телесная наша кора!
И напрасно к ним рвутся тревоги, И напрасно мир сети плетет: У души есть пути и дороги; Пожелает — вспорхнет и уйдет!
1841-1845

СЛАВНОЕ ПОГРЕБЕНИЕ

Битва на поле гремела — битвы такой не бывало: День и взошел и погас в туче нависнувшей дыма; Медные пушки, дрожа, раскалялись от выстрелов частых, Стоном стонала земля; от пальбы же ружейной весь воздух Бурей сдавался сплошной... Там, по холмам Бородинским, Юноша нес на плечах тело, пробитое пулей: Свежая кровь по мундиру алой тянулась дорожкой. — Друг! ты куда же несешь благородную ношу? — В ответ он: — Братцы! товарищ убит! Я местечка ищу для могилы, — Видите ль, взад и вперед колесистые бегают пушки, Кони копытом клеймят поле; боюсь я: собрата Конница ль, пушки ль сомнут... не доищешься после и членов! Грустно подумать и то, что, как поле затихнет от битвы, Жадный орел налетит — расклевать его ясные очи, Очи, в которые мать и сестра так любили глядеться!.. Вот почему я квартиры тихой ищу постояльцу! — Ладно! — сказали сквозь слез усачи-гренадеры и стали, Крест сотворивши, копать, на сторонке, могилу штыками... Только что кончили труд, закипела беда за бедою: Буря за бурей пошла... и метелью и градом картечи, Черепом бомб и гранат занесло, завалило могилу!..
<1841>

ДВА Я

Два я боролися во мне: Один рвался в мятеж тревоги, Другому сладко в тишине Сидеть вблизи большой дороги, С самим собой, в себе самом; На рынок жизни — в шум и гром — Тот, бедный, суетливо мчался: То в вышину взлетал орлом, То змеем в прахе пресмыкался, То сам пугался, то страшил, Блистал, шумел, дивил, слепил, Боролся, бился, протеснялся, И, весь изранен, весь избит, Осуетился, омрачился... Но, кинув свой заботный быт, Он к я другому возвратился. Что ж тот? — А тот, один одним, Не трогаясь, не возмущаясь И не страша и не пугаясь, В тиши, таинственно питаясь Высоким, истинным, святым, В какой-то чудной детской неге, В каком-то полусне, на бреге, У самых вод живых, сидел И улыбался и светлел! Кто ж в выигрыше? — Один, мятежный, Принес с собой и мрак и пыль, Туман и смрад, и смерти гниль; Другой, как цвет в пустыне нежной, Спокойный, чистый, как эфир, Пил досыта любовь и мир, — Счастливец! пировал свой пир Под золотым любви наметом: Он веровал, он был поэтом!..
1841