И вот однажды он пред ней,
И видит, что она грустила:
«Родная! С нами Божья сила!
Кто знает? И в судьбе твоей
Случиться может перемена!
Но чтоб ты не грустила так
Во дни затворничьего плена,
Чтоб не слезила ты свой зрак,
Дозволь, я приведу монаха:
Жилец недавний наших скал,
Он много видел и слыхал;
И безоружный, но без страха,
Он ходит по лесам один;
Его и зверь не обижает!..
И он, как словно господин,
Душами здесь распоряжает
И любит нас, и мы его!
Разгонит он твою кручину
И в будущем прочтет судьбину:
Послушай и прими его!..»
Они уж виделись!.. Он был!..
Она нашла в нем пылкость чувства;
Высокий ум в глазах светил,
И речь лилася без искусства.
И очень нравился он ей
Беседой сладкою своей.
Душой, с земным расставшись прахом,
Он небом зван. Он жил в лесах
Близ Толвуи и на скалах
У Кивача[29], не знаясь с страхом.
У поселян он слыл монахом, —
То будь он и у нас монах!
Кто ж он?.. Какой он уроженец?
Наставник мирных поселян —
Зачем? И из каких он стран,
В сей край недавний преселенец?
И что с ним деялось?.. Где был?..
Он родом грек, был житель Смирны[30].
Отец его вел торг свой мирный;
Но он?.. Войну он полюбил,
И уж в рассветных жизни годах
Бывал и в битвах и в походах.
И (сам о том он вспоминал)
Дамасской саблею играл
В кровавых играх жизни ратной,
Крутил коня, младой и статный,
И этот конь под ним кипел —
Огонь в глазах, с летящей гривой,
Как будто обогнать хотел
И ветер Иемии счастливой...
Но бросил скоро он войну
На зов семьи. С дурюю гладной
От славы, часто безотрадной,
Он возвратился в тишину,
На родину. Богат и молод,
Искал он пищу для души,
Искал, желал; один в тиши
Любил мечтать. Но чувства холод
Ему, как смерть, был нестерпим;
Он раз увидел... и пленился:
Душой к прекрасной прилепился.
Любил... и скоро стал любим!..
О Лейла, дева молодая!
Ты вся любовь и красота!
Но ты турчанка! А святая
Любовь и вера во Христа
От детства в юноше горели,
И что-то, что-то было в нем,
Чего мы не поймем умом.
И он решился... Все светлели
Его прекрасные мечты,
Желанье тайное лелея...
Как пламенно и чисто ты,
О дева, любишь!.. Что святее
Неясных, сладких чувств твоих?
Ты стоишь... Будешь ты невеста
Распятого! Им от своих
Скрываться должно... Выбор места,
Часа к свиданьям — труден был;
Но всякий знает: кто любил,
Тот все одолевать умеет.
Они видались, и из слов
(Была то ангелов любовь!)
Она уж много разумеет
О том, что мило небесам.
А что? — он перескажет сам.
И говорит он: «С ней, прекрасной,
Мне не страшна была гроза:
Синел над нами купол ясный,
Как Лейлы синие глаза,
И глохнул дальний говор града
При ближнем шуме водопада.
Моя любовь была чиста!
И вот, душой уж христианка,
Моя прекрасная турчанка
Внимала повесть про Христа.
С святою радостью Едема,
В своем радушии простом,
От бедных ясель Вифлеема
Она следила за Христом
В его изгнаньи к пальмам Нила;
И скоро дева затвердила
Дела, места и имена...
Бывало, кроткая, она,
Любовью к Господу сгорая,
Казалась ангелом из рая:
Сидела, слушала... уста
Порой, в забвеньи, раскрывала:
О многом высказать желала
И... имя сладкое Христа
Одно с любовью повторяла!..
То вдруг — с вопросами ко мне,
И любопытством вся пылала...
Так дева, в дальней стороне
Тоскуя, в сиротстве унылом,
От путника, наедине,
Душою ловит весть о милом
Отцовском доме, где был рай
Златого детства. Вопрошает:
«Что наш ручей?.. Что милый край?.
Что рощи?..» Все припоминает,
О всем спросить, узнать желает,
И все в ней жизнь, все говорит...
Но вдруг затихнет — и мечтает,
Как белый истукан, стоит
И, слушая, без слов, пленяет!..
Так в храмах на холсте внимает
Младая Лазаря сестра
Благому Господу — Мария!..
Так часто с девой вечера
Мы проводили неземные:
Летели райские часы!..
Когда ж из роз и перламутра
На нас звезда блистала утра
И Лейлы мягкие власы
С любовью веял ветер ранний, —
Мы, в облаке благоуханий,
Рука с рукой, с душой душа
Молились молча, чуть дыша,
Я счастлив был; моя турчанка
За мной с покорностию шла,
И уж давно, давно была
Умом и сердцем — христианка!
вернуться
30
Рассказ об отшельнике, о его переселении с востока на север не есть вымысел: но здесь не место о сем распространяться.