Выбрать главу
По Суне плыли наши челны, Под нами стлались небеса, И опрокинулися в волны Уединенные леса. Спокойно все на влаге светлой, Была окрестность в тишине, И ясно на глубоком дне Песок виднелся разноцветный. И за грядою серых скал Прибрежных нив желтело злато, И с сенокосов ароматом Я в летней роскоши дышал. Но что шумит?.. В пустыне шепот Растет, растет, звучит, и вдруг Как будто конной рати топот Дивит и ужасает слух! Гул, стук!.. Знать, где-то строят грады! Свист, визг!.. Знать, целый лес пилят! Кружатся, блещут звезд громады, И вихри влажные летят Холодной, стекловидной пыли. Кивач! Кивач!.. Ответствуй, ты ли?.. И выслал бурю он в ответ!.. Кипя над четырьмя скалами, Он с незапамятных нам лет, Могучий исполин, валами Катит жемчуг и серебро; Когда ж хрустальное ребро Пронзится горними лучами. Чудесной радуги цветы Его опутают, как ленты; Его зубристые хребты Блестят — пустыни монументы. Таков Кивач, таков он днем! Но под зарею летней ночи Вдвойне любуются им очи: Как будто хочет небо в нем На тысячи небес дробиться, Чтоб после снова целым слиться Внизу, на зеркале реки... Тут буду я! Тут, жизнь, теки!.. О счастье жизни сей волнистой! Где ты — в чертоге ль богача, В обетах роскоши нечистой, Или в Карелии лесистой Под вечным шумом Кивача?..» . . . . . . . . . . . . . .
Так он рассказывал. Ему Внимала матерь Михаила, С ним рассуждала, говорила, Дивясь порой его уму, Его судьбине... Ей желалось Узнать, как он владел собой И как держал духовный бой, И что в пустыне с ним сбывалось? И на вопрос: «Покинув свет, Не знал ли грусти сокровенной?» Он дал неясный ей ответ. Вот сей ответ необъясненный (А что хотел он в нем сказать, Могу ли я истолковать?): «На дальнем Севере есть птица. Она, как слышно, иногда Перелетает и сюда. Как мысль, как пылкая зарница, Она мелькает по лесам. Ее, как сон, я видел сам. Грудь — яхонт, и лазурны крылы Отливом золота горят; Напев и длинный, и унылый, И сладостный, как первый взгляд На жениха стыдливой девы. Какие звуки!.. Те напевы Так очаровывают нас, Когда их слышим в первый раз!.. Заман души, так в душу льются! Чудесным счастьем и тоской Все струны сердца потрясутся И растревожится покой, Как только песню ту услышишь: Едва живешь, с боязнью дышишь!.. И время нет... Исчезла даль!.. Как прах, как дым, земное мчится, И мчится все с ним, что печаль. Душа, юнея, веселится, Как после недугов дитя, Куда-то все летя, летя... Но из карельцев чудной птицы Еще никто сей не видал. Пусть ставят сети и пленицы! Кто б был он, чтоб ее поймал? Ее не видят здешних взоры, Но мне порой видна она, И с ней мне милы эти горы И эта дикая страна!..»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Кто всходит резво на крыльцо И в терем? В тереме ей рады: Вот новое для нас лицо! На ней карельские наряды. То девушка в семнадцать лет, То Маша, дочка Никанора! Она умна, добра и скоро Нашла и милость и привет, И ей оказывали ласки И для нее и за отца. А паша Маша знала сказки! Она у сельского чтеца Училась многому, читала, Наслушалась от стариков; Да уж и свет таки видала: На Шунге в ярмарку бывала, На лове чолмужских сигов[44], Была на берегах Неглинки И воду, верно, там пила[45],
вернуться

44

В заливе у Чолмузи ловятся сиги превосходного качества; их некогда поставляли ко двору.

вернуться

45

Речка Неглинка протекает подле нынешнего губернского города Петрозаводска. Из ключа, подле оной, весь город пользуется водой. Впрочем, в Олонецкой губернии много железных вод, из коих достопримечательнейшие суть Марциальные, при бывшем купоросном заводе, недалеко от чугуноплавильного завода Кончезерского. Сими водами пользовался и подолгу на оных живал достойный вечной памяти император Петр I.