Сочинения

И по изгибам Лососинки[46]
До Машеозера дошла,
И там в монастыре была[47],
За здравье части вынимала
От человеческих грехов.
...Ив поминальник записала
Свою родню. Там, в житии
И в старописьменном сказаньи,
Узнала, как гласят преданьи,
Что лик пречестный Илии
Пророка — а отколь, не знаем! —
Плыл, плыл и стал. И уважаем
Он там от русских и лопян,
Сей лик с какой-то грозной славой!
Святый пророк казнит обман,
И горе, кто с душой лукавой
Придет с поклоном и свечей:
Сожжет огонь его очей!..
Теперь, разграбленный Литвою,
Давно уж пуст, зарос травою
Старинный этот монастырь,
И Машеозеро — пустырь!
Однако ж есть в народе слухи,
Что там не пусто!.. В тех горах
Живут селениями духи.
Точь-в-точь как мы! В больших домах,
Лишь треугольником их кровли;
Они охотники до ловли,
И все у них как и у нас:
Есть чернь и титул благородных,
Судьи, расправы и приказ.
Но нет балов, торговок модных,
Карет, визитов, суеты
И бестолкового круженья;
Нет мотовства и разоренья —
Так, стало, нет и нищеты!
Счет, вес и мера без обмана,
И у судейского кафтана
У них не делают кармана.
Я не могу уверить вас,
Имеют ли они Парнас,
Собранья авторов и залы
Для чтения. — «А есть журналы?»
Нет-с! Ну, и ссоры меньше там:
Литературные нахалы
Не назовут по именам
И по отечествам, чтоб гласно,
Под видом критики ругать:
То с здравым смыслом несогласно!
И где, кто б мог закон сыскать.
Который бы людей уволил
От уз приличия? И им,
Как будто должное, дозволил
По личным прихотям своим,
Порою ж и по ссоре личной,
Кричать, писать, ругать публично?..
Зато уж в обществе духов —
Вон там, на тех скалах огромных —
Все так приязненны! Так скромны!..
Подчас им... бедным, очень душно!
И если станет уж и скучно
Смотреть на Глупости земных,
На наши шашни и проказы,
То псов с собой четвероглазых[48] —
И в лес! И вот, лесов чесных
Принявши образ, часто странный —
То выше ели, великаны,
То наравне, в траве, с травой! —
Проказят, резвятся, хохочут,
Зовут, обходят и морочат...
Иди к ним с умной головой,
Начитанный теорик, — что же?
Тебе ученость не поможет.
Ты говоришь: все глушь да мрак.
А духи шепчут: «Ты дурак!
Сюда, мудрец, вот омут грязный!..»
Не так ли иногда приказный,
Раскинув практику свою,
Из справки в справку ходит, ходит
И часто в бестолочь заводит
И толковитого судью?..
Но мы о Маше говорили
И, бедную, совсем забыли!
А Маша в стороне своей
Умом и разумом блистала,
Про Киев и Москву слыхала,
И — уж зато и слава ей! —
Бывала даже на Олонце,
Дивилась башням и стенам[49]
И книги покупала там:
Она купила книжку с солнцем,
А около него, в лучах,
Все цифры, цифры... Что-то важно!
То солнце держит на плечах
Какой-то бородач отважно!
И подпись значит: «Книжка ся
Гадальная!» От Соломона
Начало мудрости ея!
Она читала про Сампсона
(Силач, вертел он всех и всё).
А этот лист? Тут колесо,
Оно в ходу... И человеки —
По их одежде как узнать:
То немцы, русские иль греки?
И видно, одному всползать
Наверх так весело, так сладко...
Но колесо в ходу и гладко:
Скользнул — и торчмя головой!
Внизу: бунтующее море,
На нем корабль в бою с волной —
Все в буре, в суматохе, в споре...
А тут, пониже этой при,
Каких-то двое под картиной
Из мыла дуют пузыри —
И выпускают их пречинно!..
И что ж в заглавии листа?
«Бедный, бедный человек!
Суетится целый век!
Счастия сыскать желает,
А того не постигает,
Что судьба им управляет!..»
Не правда ли: ведь мысль проста?
И справедлива, воля ваша!
Итак... Итак, карелка наша
Рассказы сказочных затей
И про дела богатырей
В семьях читает рыбарей,
Когда зимою вьюга взвеет
И все замрет и побелеет...
В избе бревенчатой, большой.
До половины задымленной,
Где лавки, сеть, ведро с ковшом,
В углу же, древностью почтенной, —
Карельский Спас, — она была
Отрадой для толпы брадатой:
Все цепенели — лишь брала
Запас из кузова богатый...
То сказки!.. Сказки про Илью,
Про витязя Иеруслана
И про царевича Ивана.
И библиотеку свою
Она прекрасно сберегала.
Какая роскошь в ней блистала!
Картинки... Что ваш Уткин! — в них
Все лица — точно наши маски!..
Но тешили людей простых
Для глаз ударистые[50] краски
И позолота по местам.
Теперь рассказывает Маша
Все больше про свою страну,
И говорила дева наша
Про то, что было в старину:
Про озеро свое Онегу
И про карельца Заонегу.
И кто же был он? — Богатырь!
И славный!.. Он, с дубиной, смелый,
Берег карельские пределы
И славил свой лесной пустырь...