Выбрать главу
И в этом царстве красоты Сидел монарх, на троне, строгий. Он строг, но светел он умом. И, как вода, он чист. И духи Долговолосые по нем — Правдивы все, умны... Но сухи И в обхождении своем Страх как неласковы. Все честность Да правоту при них храни. Зато грядущего безвестность Читают, как букварь, они! Они не терпят в человеках Жеманства, чванства, хвастовства, Двумыслня в полунамеках, Притворства, лжи и удальства. В лице — стыдливость, даже томность, Будь в нраве тихость и, с умом Большим, во всем большая скромность!. Но где ж сыскать все это? В ком?..
Сказка четвертая
Гладка, как зеркало, Онега; Осенний воздух свеж и чист; Ни синий, ни янтарный лист Не шелохнется. Заонега После обеденного сна Идет путем к лесному Уру[54] Сбирать душистую мамуру: Она в то время новизна! Все тихо, тихо и сонливо; Порой лишь под овсяной нивой Взревет медведь; но вот жужжит И вьется... Что такое!.. Мухи?.. Но Заонега говорит: «Я знаю вас, воздушны духи! Надоедать вы мастера: У вас любимая игра, Чтоб человека обморочить, И осмеять, и опорочить, Подслушать, сплетней наплести, Кутить, мутить, болтать, ввести В обман и потчевать ловушкой; Что ж, человек вам дан — игрушкой?..»
Духи-насмешники
«Ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! ха! — И эхо вторит: «Ха! ха! ха!» — Вот так-то судит сын греха! Мы виноваты?.. Вот прекрасно! У них и тяжбы и грабеж; Язык — игла, и нрав — как еж; В душе разврат, и в сердце страстном На злое похоть, лесть и ложь! Их судит думный дьяк из платы; Они друг друга тянут в суд; Друг друга лишь во сне не бьют! А духи чем же виноваты?.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Смотри! Повсюду неизменность: Все так же ловит мух паук, Ползет стезею грязный жук. Все та ж зимой в медведе леность, Все так же жаден тощий волк И так увертлива лисица: Задолго весну слышит птица: И вот лебяжий белый полк Летит в карельские озера, А человек?.. Хоть для примера Возьми себе любого сам И вскрой: заметь, разметь, исчисли Его желания и мысли!.. Сегодня данник небесам, И набожен, и осторожен! А завтра, смотришь, брат бесам И вечно ложен, ложен, ложен... Подьячий врет перед дьяком; Дьяком лукавым пред царем Перелукавлеи воевода: Им ложь — что соль! Мила свобода, Все просят воли от судьбы, А сами жалкие рабы — Ковша, и штофного наряда, И женщины лукавой взгляда... И Богу — свечку, а рублю Закабалить готовы душу!»
Заонега
«Ну полно ж врать: я не люблю! Вы знаете: я вас не трушу!» — Так Заонега... Но кипит Воздушников лихая сила! Хохочет, дразнит и шумит — Уж Заонегу рассердила... Но Лазарь в Мурме[55] зазвонил (Угодник с братией там жил) — И духи тотчас присмирели, И Заонега стал смирен. Прогнал врагов вечерний звон: То в Мурме повечерье пели... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Где наш пустынь карельских житель? Где наш, знакомый нам, монах?.. Его, как говорят, в мечтах Ласкал дарами искуситель, И что ж успел?.. В его очах Негодование блеснуло, И сердце с гневом оттолкнуло Нечистый дар и злой совет; И он не возвратился в свет, Где все развратом накипело: Остался он с своей Карелой. Но уж с тех пор он стал не тем! Он созерцания нутом Взошел на высшие ступени Духовности. Он видел: тени Лежали густо на земле, И люди, в диком пьянстве страсти, На ветхом, ветхом корабле, Без путеводных звезд, без снасти, Неслись безумно по морям К каким-то дальним берегам... И он беседовал, как с книгой Разогнутой, с природой... и Пленил он прихоти свои, В лохмотьях риза, дыбом влас, И взор его так мутно бродит, Порою из туманных глаз Как будто молнии сверкают, Уста померкшие дрожат, И тело укротил — веригой... Теперь опять он в терем входит: Вериги из-под риз звенят, И содроганья обличают Какой-то исступленный ум... Под шумной Кивача стремниной, В стране лесной, в глуши пустынной Не одичал ли?.. Бурю дум Он без порядка, без искусства, Порой младенческие чувства С любовью детской выражал. Ему все что-то как мечталось, Он видел: Бог Свой суд держал — И все земное распадалось... Так, под защитой горних сил, Являлись с грешный мир пророки, Или вещания Сивилл Про тайны, времена и сроки... Вот озирается кругом — И, мнится, видит он народы И реющий над ними гром, И слышит стон больной природы... В словах — душа, в душе — пожар... Кипит... хладеет... Видит — шар, Как мир, на волосе повешен Над самым теменем земли: Падет — ив прах!.. Уж жребий взвешен! Они прошли, они легли, Истлели сонмы поколений... И вот... дрожат его колени... Он в страхе видит все и всех, Смущенный тайною грозою... А иногда холодный смех Сменяет жаркою слезою. Он что-то слышал, что-то зрел И загремел, как голос Вечи, — И вот, как мог я, как умел, Списал его, в отрывках, речи:
вернуться

54

Ур — озеро.

вернуться

55

Из имеющегося здесь рукописного жития Лазаря Мурмского, инока, прославившегося святою жизнью в странах, составляющих ныне Олонецкую губернию, видно, что сей Лазарь, уроженец из Рима, жил долгое время в Новгороде и, наконец, но сказанному в бывшем ему видении, отправился к озеру Онеге в Мурмское урочище, которое и поступило впоследствии во владение основанного им монастыря, по духовному завещанию некоего Ивана Фомина, жителя Славянского конца в Новгороде, в лето от Р. X. 1182. Лазарь написал сам свое житие слогом простодушным, ручающимся за истину повествования. В сем житии, между прочим, описано явление Пресвятыя Богородицы и сказано, что святому Имени Ее подобало явиться и прославиться в сих местах. Житие Лазаря Мурмского в рукописи получил я от Т. В. Баландина, занимающегося здесь с давнего времени описанием достопамятностей Олонецкого края. Доставлением же мне некоторых сведений, почерпнутых (по указанию известного путешествующего профессора Шегрена) из архива Олонецкого уездного суда, обязан я купцу Ивану Федоровичу Редуеву, имеющему жительство, свои торговые занятия и лесопильные заводы в городе Олонце.