папой. Сынок в отца пошел. Ну, чего стал?
Смотри, что на плите делается.
Сама ходит и тычется всюду, видимо, без дела.
Ворчит.
Петя: Сами, видно, тетушка, с утра...
Тетка: Змееныш! Пошипи у меня... Да с вами
не только что пить выучишься!.. Живуча как
кошка, как кошка – не дохнешь. Смерти нету...
Никакой жизни. (Роняет что-то)
Петя: Пошли бы вы лучше на огород. Я тут
посмотрю. Нечего вам толкаться. Мешаете
только.
Тетка: Ты что? Старой женщине указываешь
(идет к постели) стара уже, чтобы такие вещи
слушать. Господи, Господи! Теперь никого не слу-
шают. (Ложится) О-о! О-о! Петька... Петюша!
Петя: Чего?
Тетка: Ты смотри, чтобы отец не как в
прошлый раз... А то все вынесет – стара я,
ноги меня не носят. Всю жизнь, всю жизнь!.. Ни-
чего скоро не останется... Обворовали старую, обош-
ли... Дура и есть. Похоронить не на что. Небось,
умру – в огороде закопаете, как собаку.
Петруша со страдальческим лицом быстро
подметает. Выносит мусор. Ровно складывает
дрова. Убирает посуду. Принимается за плиту.
Сам на ходу отрезает кусок хлеба и ест –
– видимо, голоден. В закрытое паутиной и
грязное окно еле пробивается свет. На дворе
темнеет.
Тетка: В какое время пришел. Уже спать
пора, а не есть.
Петя (вполголоса): Откуда это взялось, что
я все должен делать: и воду носить, и обед
готовить. Минуты свободной нет...
Тетка: Чего, чего?..
Петруша поет очищая картофель. Плита
разгорается.
– Надо бы родиться,
Чужим хлебом питаться,
В церкви в праздник молиться,
На войну призываться.
А задумавшись сяду:
Для кого это надо?
Та же кухонка. Постель с теткой углубляется. Печь вы-
растает. Она почти имеет человеческое лицо с
закрытыми глазами и пылающей четырехугольной
пастью. Морду свою она положила на лапы – подпорки.
Кастрюли на стене позвякивают, мотаясь взад и
вперед. Петруша отклонился на спинку стула. На
его коленях раскрыта книга, но глаза его закры-
лись и голова свесилась.
Горшки на плите оживают в неверном свете
сумерек. Толстый котел настраивает контр[а]бас.
Высокий чайник с длинным носом и шарфом
на шее что-то наигрывает на флейте. Старый
кофейник, стоящий тут же, приготовляет скрипку.
Маленькие котелки, присев, выбивают дробь на
барабанах.
Зайчики от огней печки пляшут по стене,
меняя формы. Один из них, прыгнув на плиту,
машет руками. Котлы смолкают. Зайчики-све-
товки строятся в ряды, ожидая музыки.
Дирижер-световка стучит палочкой. Барабаны начина-
ют отбивать дробь. Световки сходят со стены
и обходят комнату. Одежды их трепещут. Одни
из них очень длинные, другие короткие. Ноги и
руки непропорционально коротки или длинны. Самые
причудливые и уморительные пары.
В дробь барабанов входят тонкие звуки флейты.
Она поднимается все выше-выше. Вслед за
световками слетают легкие девочки с рас-
пущенными волосами; они кружатся по комнате,
бросая друг в друга цветами; их смех рассы-
пается звонко.
Вдруг контрабас начинает гудеть, то понижая,
то повышая голос. Отстав на такт, за ним
спешит скрипка.
Световки топают ногами и, поднимая руки,
кривляясь, пускаются в пляс. Девочки увиваются
между ними. Все смешалось. Музыка невыразима. Му-
зыканты играют различные мотивы и разным темпом.
Барабаны трещат непрерывно.
Внезапно все смолкает. Световки шарахаются к
стене.
Хор вдали: Голос сердец человеческих... голос
сердец, осужденных дрожать, точно лист пожелтевший
на ветке нагой.
Твой отец, твой отец, утомленный, нагой, видишь –
– манит рукой.
Обведи свое сердце стеной, золотыми гвоздями
забей его дверцу из кедра, – бесплодные недра
Земли не раскрылись пока.
Пусть, как мельница, машет рука твоего утом-
ленного жизнью отца – укачайся на волнах,
(музыка тихо повторяет мотив)
на волнах огней золотистых...
(Световки теряют личины. Стройные юноши и
девушки в прозрачных одеждах окружают его)
в одеждах сквозистых они проплывут.
Световки танцуют странный торжественный
танец. Темп музыки ускоряется. Световок делается