Мой Бог – Кто скрыт под
шелухой вещей, Кого назвать
боялся Моисей, о Ком скрывал
на проповеди Будда, и Иисус –
назвал Отцом людей.
Мой Бог, Кто будет
жив во мне, покуда я сам
Его живым дыханьем буду;
в начале шага, взора и
речей, о Ком, во мне жи-
вущем, не забуду;
Кто не прибег еще
для славы к чуду в тюрьме
и смуте, в воздухе полей,
в толпе, к ее прислушиваясь
гуду, в возне плиты и воп-
лях матерей;
Кто делает все чище
и добрей, открытый в жизни
маленькой моей.
У звезд и трав, животных
и вещей есть Плоть одна
и Дух единый в ней.
Он есть и в нас, – пусть
цели и нажива нас гонят
мимо жизней и смертей.
Но ты смирись и уважай
людей: что в них и с ними,
жалко и красиво;
ты сожалей и милуй все,
что живо – не повреди, щади
и не убей.
Люби неЯ, как тело лю-
бит душу: и соль морей, и
каменную сушу, и кровь жи-
вую, и в броженьи звезд
земного шара золотую грушу.
Как из птенцов, свалив-
шихся из гнезд, дыши на
всех: на выжатых как грозд,
на злых и наглых, вора и кли-
кушу, кто слишком согнут
и кто слишком прост.
Пусть твоего Дыханья
не нарушит ни жизнь, ни
смерть, ни почести, ни пост,
который в ранах папиросы
тушит.
Заря цветет вдоль не-
ба, как лишай. Где труп
кошачий брошен за сарай,
растет травинкой жел-
той и бессильной отве-
шенный так скупо лю-
дям рай.
Вот проститутка,
нищий и посыльный с по-
датками на новый уро-
жай. Перед стеной тю-
ремной скверик пыльный,
солдатами набитый через
край...
Есть тьма – есть свет,
но, веря невзначай, они
идут... разгадка непосильна,
и не спасет ни взрыв, ни
крест крестильный.
Один раввин для мести
силой гнева, слепив из
глины, оживил голема. Стал
человечек глиняный дышать.
Всю ночь раввин учил
его писать и нараспев
читать от права влево,
чтоб разрушенья силу
обуздать.
Но дочь раввина назы-
валась Ева, а Ева – Ха-
ва значит: жизнь и мать, –
и победила старца муд-
рость–дева.
Придя для зла, не мог
противостать голем люб-
ви и глиной стал опять.
–––
Не потому ли, плевелы
посева, боимся мы на жизнь
глаза поднять, чтоб, полю-
бив, не превратиться в пядь.
Ночь, полная разрозненной
стрельбой – комки мозгов
на камнях мостовой – и над
толпой идущие плакаты...
все стало сном – пошло на
перегной.
Там, где висел у куз-
ницы Распятый, где рылся
в пашне плуг перед войной,
вдоль вех граничных ходит
не усатый и не по-русски
мрачный часовой.
Ведь больше нет ни
там, в степи покатой,
ни здесь... под прежней
русской широтой, Ее, в
своем паденьи виноватой.
Огородясь казармой и
тюрьмой, крестом антенны
встав над курной хатой,
на нас взглянул жестокий
век двадцатый.
1
Те, что для Бога между крыш, как в чаще, дворцы возво-
дят с роскошью разящей, в наитии наивной простоты ждут
благ земных из рук Его молчащих.
Но руки Бога скудны и пусты: дают бедно и отни-
мают чаще... И как бы Он служил для суеты разнуздан-
ной, пресыщенной и спящей!
Бог – это книга. Каждый приходящий в ней от-
крывает белые листы.
Дела его вне цели и просты.
вернуться
Сборник русских поэтов в Польше. I. Выходит непериодическими выпусками (Львиград: Четки, 1930), стр. 37. Подборке предшествовала (стр. 36) автобиографическая заметка с фотопортретом Гомолицкого.
Лев Гомолицкий
Я был еще мальчиком, когда началась революция и мой отец внезапно лишился имущества, почестей и привилегий. Но я бессознательно почувствовал не огорчение утраты, а освобождение от тяготевших уже и надо мною суда и ненависти тех, кто в прежнем мире не были господами положения. С этих пор никакие лишения нищеты и страдания грубого труда и унижения уже не пугали меня, <став> очищающим искуплением за всю среду, в которой прошло мое детство. Став же свободным, я ощутил себя господином своей жизни, и тогда впервые проснулось сознание, что есть настоящая, разумная и вечная жизнь, не вмещающаяся в рамки моего существования. И пришла первая огромная и потрясающая любовь – п. ч. моею первою любовью был – Бог. Она дала мне твердость, оградившую чистоту от чужой злой воли и своих недодуманных поступков, и определила направление всей моей последующей жизни.
Это та часть меня, которая м. б. интересна каждому и потому является единственною настоящею биографией. Все же остальное есть только бесконечная вариация человеческой трагикомедии.
Стихотворение перепечатано в кн.: Вернуться в Россию – стихами... 200 поэтов эмиграции. Антология. Составитель, автор предисловия, комментариев и биографический сведений о поэтах Вадим Крейд (Москва: Республика, 1995).
вернуться
Там же, стр. 38. Перепеч.: Вернуться в Россию – стихами... 200 поэтов эмиграции. Антология.
Люби неЯ, как тело любит душу – Ср. строку в Варшаве (№ 202, гл. 6): «люби, как тело любит душу».
вернуться
Там же, стр. 39. Перепеч.: Вернуться в Россию – стихами... 200 поэтов эмиграции. Антология.
вернуться
Там же, стр. 41. Перепеч.: Вернуться в Россию – стихами... 200 поэтов эмиграции. Антология.
вернуться
Москва (Чикаго), 1930, № 9 (19), октябрь, стр. 1.