Сочинения (с толкованием Максима Исповедника)

Огненность являет, как я думаю, высшую степень богообразности небесных умов. И священные[344] богословы часто ведь описывают сверхсуществную и неизобразимую сущность в виде огня, — как имеющего многое, с позволения сказать, свойственное Богоначалию словно в зримых образах. Воспринимаемый чувствами огонь[345] присутствует ведь, так сказать, во всем и сквозь все проходит, не смешиваясь, от всего обособленным; и, будучи ярким, при этом он и как бы сокровенен; непознаваемый сам по себе, если нет вещества, на котором он показал бы свое действие, неуловимый и невидимый, он самодержец всего; и то, в чем он оказывается для своей деятельности, он изменяет; он передает себя всем как — либо к нему приближающимся; он возобновляется от жара искорки и все освещает несокрываемыми воссияниями; непокоримый, беспримесный, разделяющий[346], неизменный, устремленный ввысь, быстро бегущий, высокий, не терпящий никакого снижения под ноги[347], вечно движущийся, одинаково движущийся[348], двигатель других, объемлющий, необъемлемый, не имеющий нужды[349] в ином, незаметно возрастающий и показывающий воспринимающим его веществам свое величие, предприимчивый, могущественный, всему невидимо присущий, оставляемый без внимания, кажущийся несуществующим; при трении, как бы вследствие некоего изыскания, внезапно по — родственному, дружески являющийся и вновь недостижимо отлетающий; не уменьшающийся при всех щедрых себя раздаяниях. И еще многие свойственные огню особенности можно раскрыть как доступные чувствам образы энергии Богоначалия. Именно это зная, богомудры создают образы небесных существ из огня, — показывая их боговидность и, в меру возможного, богоподражательность.

3. Но и как об антропоморфных[350] о них пишут — из — за ума и устремленности зрительных сил человека вверх, а также прямоты и вертикальности фигуры и присущей его природе начальственности и властности, и из — за того, что по чувствам[351] он наименьший — если сравнить с иными способностями бессловесных животных, но превосходит всех избыточествующей силой своего ума, преимуществом искусства слова и свойственными природе души непорабощаемостью и неподвластностью.

Можно, мне кажется, и в каждой составляющей нашей телесной многочастности обрести подходящий для небесных сил образ, — говоря, например, что способность зрения[352] указывает на чистейшую обращенность вверх к божественным светам, а также на нежное, мягкое, не враждебное, но остроподвижное, чистое и бесстрастнооткрытое приятие богоначальных осияний[353];

способность различать запахи, — на восприятие, насколько возможно, превышающего ум благоухания, умение отличать, анализируя, не таковое и полностью его избегать;

способность слышать — на причастность богоначальному вдохновению и познавательное его восприятие;

вкус — на исполненность пищей для ума и приятие божественных питательных излитий[354];

осязание — на способность отличать, распознавая, полезное от вредного;

веки и брови — на охрану богозрительных уразумений; молодой, юношеский возраст — на всегда цветущую жизненную силу;

зубы — на способность разделять даваемое с пищей совершенство (ибо каждое умственное существо разделяет и множит единовидное[355] разумение, даваемое ему промыслительной силой[356] от более божественного, для возведения низшего соответственно его мере);

плечи же, локти, а также руки — на способность к деятельности, энергичность и предприимчивость;

а сердце[357] является символом богообразной жизни, благообразно распространяющей свою жизненную силу на то, о чем заботится Промысел;

грудь в свою очередь указывает на крепость и способность охранять[358] свойственное помещающемуся под ним сердцу распространение животворной силы;

спина — на совокупность всех живительных сил; ноги же — на подвижность, быстроту и пригодность для вечного стремительного движения к божественному. Почему богословие и изобразило ноги святых умов окрыленными[359]. Крылья ведь указывают на скорость восхождения, небесность, направленность движения вверх и — благодаря стремлению вверх — удаленность от всего приниженного. А легкость[360] крыл — на полное отсутствие приземленности и возможность совершенно чистого и неотягченного подъема;

344

Почему и Бог был созерцаем в виде огня.

345

Удивительные слова о физических свойствах огня. Огонь мы видим во всем рассеянным, но беспримесным, т. е. не смешанным ни с чем, в чем он существует, а он «сквозь все проходит». Т. е. не как вода, которая образует с землей очевидную смесь, так смешивается и огонь: сжигающий и истребляющий все, он оказывается вне всего, или же превосходит все, т. е. элементы, по своей исключительности, по своей предприимчивости. «Непознаваемым» же и «сокровенным» он называет его как существующий в некоторых веществах, но не проявляющийся без трения и без материи, воспринимающей его действие, не показывающийся, и потому «неуловимый и невидимый». Подобным образом следует рассматривать и прочие особенности огня, каковые этот отец путем благочестивого возведения и размышления применил к Богу и ангельским естествам. Заметь также, почему Господь Бог часто был виден как огонь и почему уподобление огню применимо к Богу.

346

Обрати внимание на речь, или же похвалу, посвященную воспринимаему чувствами огню. Он ведь отделяет друг от друга вещества, например свинец от серебра, и сплавы расплавляет. Неизменен же он, поскольку неспособен, пока остается основа, то есть само существо огня, измениться в своих свойствах, например стать круглым или коническим, что можно наблюдать у земных вещей, или пострадать подобно воздуху, например, испортиться от дыма, или затвердеть, или подвергнуться изменениям наподобие воды.

347

Ибо он никогда не распространяется на то, что внизу.

348

Тем же самым образом движущийся.

349

Заметь, что огню не требуется иной, хотя и требуется некий материал для возгорания. Но он говорит не это, а — что огонь не связывается с Другим элементом и не смешивается, как вода с землей. Почему некоторые и назвали его единосущным в элементах.

350

Заметь, почему и антропоморфными изображаются ангелы.

351

Отметь разницу остроты чувств у бессловесных животных и у разумных, я говорю о нас. Бессловесным свойственны ведь только чувства, которыми они и руководствуются, будучи неразумными. А у нас чувства играют малую роль, ибо мы руководствуемся не ими, но умом, почему и после смерти еще существуем, будучи разумной душей. А у ангелов ни в малейшей степени нет чувств, зато свойственное нам — грубый оттиск того, что у них. Наименьшим же по чувственному восприятию он называет человека не потому, что у других животных чувств больше, но потому что они у них сильнее и острее. Это иносказание имеет тот смысл, что ангелы не пользуются свойственными нам чувствами, но намного превосходят нас избыточествующей умственной силой, — как и человек высотой ума и рассудком главенствует над бессловесным естеством.

352

Заметь, что являют глаза умопостигаемых существ, что — способность обоняния, то есть ноздри, что — уши, что — вкус, что — осязание, каковое он называет осязательным, что — веки и брови, что — молодость, что — зубы, что — плечи, что — предплечья, каковые он называет локтями, что — грудь, что — спина, что — ноги, что — легкость крыл и прочее.

353

Здесь он говорит о природной особенности телесного глаза, а восходя, применяет это, как и свойства остальных человеческих членов, к рассмотрению свойственных ангелам природных сил.

354

Под излитием понимай безмерное излияние премудрости, согласно сказанному: «Изолью от Духа Моего на всякую плоть» (Иоиль. 2:28), и так далее. Ибо божественное знание переходит от Бога через умопостигаемые силы на божественных людей [по мере каждого].

355

Соответственно восприятию разумения.

356

Он говорит, что всякая умопостигаемая сила умножает появляющееся у нее божественное разумение, то есть проясняет для нашего понимания, растолковав, увиденное, — как ты найдешь у Даниила, — когда ангел растолковал ему сон, который он видел (см. Дан. 7).

357

Завязывается у нас сердце, словно центр, первым получивший жизнь, поскольку, по божественному Василию, первым создается сердце. Затем, как из центра, все тело формируется, так что из него повсюду распространяется жизнь в теле. Естественное ли тепло животворит тело, дыхание ли, или кровь, всего ведь этого источник — сердце. Почему и показалось некоторым людям, что вообще все, дающее жизнь, в первую очередь и более всего сосредоточено здесь, хотя, находясь повсюду в теле, не будучи связано с местом и не ограничиваясь никаким местом, оно не удерживается телом. То же самое и у невидимых чинов, либо везде, либо где-то соответственно службе промыслительно действующих. Ибо их надо представлять как бы в центре, на месте сердца, созданными как центр изливающейся жизни, хотя они и неудержимы и не ограничиваются ни местом, ни частью тела тех, кого охраняют, заботиться о ком они поставлены Богом.

358

Высказываение построй таким образом: сначала поставь «охранять распространение животворной силы», потом «свойственное помещающемуся под ним сердцу».

359

Заметь, почему ноги ангелов окрыденны, — чтобы показать их самоподвижность, устремленность к Богу и непричастность земному, поскольку у них нет страстности, хотя ангелы и бывали видимы на земле.

360

Заметь, что такое легкие крылья.