2. И, наконец, поскольку внешнее благолепие всего прекрасного священнодействия мы рассмотрели, давай взглянем на его более божественную красоту, на него как таковое, обнаженное от завес, созерцая блаженное блистающее сияние, наполняющее нас несокрытым для существ умственных благоуханием. Ведь являемое совершенно — действие над миром не непричастно или невидимо для тех, кто окружает иерарха, но, напротив, — достигшее их и представившее превышающее многие другие зрелище, оно ими священно окутывается и от людского множества иерархически отделяется. Ибо чисто и непосредственно сияющий для мужей, пребывающих в Боге, как родственных умственному свету, и непокровенно для их умственных чувствилищ благоухающий луч Всесвященного не доходит таким же образом до того, что находится ниже, но ими, как таиными[1279] созерцателями умственного, дабы не было неприкосновенное достижимо для неподобных, крылатыми гаданиями сокрывается, — с помощью каковых священных гаданий[1280] находящиеся ниже благоучрежденные чины возводятся к их священной мере.
3. Итак существует, как я говорил, ныне воспеваемое нами священное исполнение совершенствующего чина и силы иерархических обрядов[1281]. Почему и учредили наши божественные наставники это как равночинное и однодейственное священному совершению причащения, — во многом с теми же самыми образами, таинственными упорядочениями и священнословиями. И здесь точно так же ты увидишь иерарха, износящего прекрасное благовоние с более божественного места на внешнее священное пространство и возвращением туда же научающего, что причастие божественного[1282] происходит во всех священных существах соответственно их достоинству, и при этом оно совершено неумаляемо и недвижимо и стоит неуклонно внутри соответствующей божественному учреждению особности. Вновь песни и чтения Речений равным образом способствуют живоносному усыновлению несовершенных, совершают священное обращение одержимых[1283], удаляют враждебное устрашение и колдовство от немужественно поддающихся их воздействию, соответствующим образом приоткрывают предельную высоту боговидных свойства и силы. Благодаря этому те люди легче отпугнут враждебные силы и приступят к лечению других, богоподражательно пребывая недвижимыми в своей красоте, при враждебных же устрашениях не только имея решительность но и будучи одаряемы свыше. Тем же, кто от худшего переходит к священному уму[1284], они дают священную способность не быть тут же плененными злом; нуждающихся же в том, чтобы быть совершенно непорочными, полностью очищают; священных ведут[1285] к божественным образам, их обозрению и приобщению; совершенно же святых принимают, чтобы в блаженных умозрительных видениях насладить их единообразием[1286] с Единым и единотворить.
4. И что же?[1287] Разве происходящее ныне священное исполнение, видимое лишь священными чинами, и то во образах, непосредственно же созерцаемое и священнодействуемое только всесвятыми в их иерархических восхождениях, тем же самым путем соединения беспримесно освобождает и те, уже нами упомянутые, не полностью чистые чины? Это многократно нами сказано, и излишне, мне кажется, описывать круги теми же самыми словами и не переходить к следующему, — вдохновенно воззрев на иерарха с божественным миром, покрытым двенадцатью крылами, священнодействующего над ним все-святейшее свершение.
Итак, мы говорим, что состав мира представляет собой некое соединение душистых веществ, в изобилии имеющее в себе благовонные качества, приобщающиеся к каковому вдыхают аромат соответственно тому, насколько они становятся причастны благовонию. Мы убеждены, что богоначальнейший Иисус сверхсущественно благоуханен и, умопостигаемо распространяясь, исполняет нашу умственную часть божественной радостью. Ведь если восприятие воспринимаемых чувством ароматов[1288] доставляет наслаждение и питает большой радостью наше чувство обоняния, если оно не повреждено и они с благовонием взаимно соответствуют друг другу, аналогично, кажется, и наши умственные силы, пребывая в природной крепости, нашей способности суждения[1289], недоступными для низведения к худшему, оказываются — по мере богодействия и ответного обращения ума к божественному — воспринимающими богоначальное благоухание и исполняются священного наслаждения и божественнейшей пищи. Итак, символический состав мира изображает для нас — как образ не имеющего образа — самого Иисуса, являющегося источником божественных благоуханий, доставляющих изобилие[1290] нашему восприятию, предлагая для боговиднейших из умственных чувствилищ в богоначальных соответствиях божественнейшие испарения, которым, наслаждаясь[1291], радуются умы, и вкушают, исполняясь священным восприятием, умственную пищу, благодаря доступности для их умственных чувств распространяющегося с божественным причастием благовония.
1279
1281
1282
1283
1286
1288
1289