Впрочем, из других пунктов того же самого декрета ясно, что законодатели вели себя так, как обыкновенно ведет себя политическая партия или социальная группа на другой день после победы, если она к тому же ожесточена упорным сопротивлением. Декрет 1514 г. продиктован был страстью, и логика поэтому в нем совершенно отсутствует; мы везде видели по 13-й статье, что между крестьянами предполагаются и невинные люди, что рекомендуется оставлять последних в покое. Между тем в следующей же статье говорится [46], что за свои преступления все крестьяне в государстве теряют ту свободу, которую еще признавал за ними закон, и остаются у своих помещиков в вечном, наследственном рабстве.
Другие статьи также сильно ограничивают гражданские права всего крестьянства. Этот пример непоследовательности законодателей интересен для характеристики их настроения, от которого зависела судьба венгерского земледельческого класса в эти дни. Право свободного перехода, много раз отнимаемое, подтверждаемое и нарушаемое в предыдущем столетии, было окончательно уничтожено; земледелец стал надолго крепким земле, рабом помещика, его вещью, скотом, по выражению Горвата. Крестьяне вскоре были даже выключены из понятия о венгерской нации, несмотря на то, что как раз к этому времени на них были возложены, как увидим, новые общегосударственные тяготы.
Закрепощение было окончательно приведено в систему в знаменитом Tripartitum — уложении, составленном королевским протонотариусом Стефаном Вербецци. Это уложение было обсуждено и принято законодательным собранием и утверждено королем Владиславом. Tripartitum, говорит Бидерман, нанесло смертельный удар национальному существованию венгерских руссин, а, по признанию сербских историков Бранковича и Раича, появление этого уложения имело те же последствия по отношению к венгерским сербам. Главной причиной популярности и быстрого распространения Tripartitum были некоторые характеристические его особенности. Tripartitum выделяет из населения Венгерского королевства собственно нацию, под которой понимаются исключительно дворяне, от остальных классов (Plebejn, как они там названы). Что касается до руссин, то знатнейшие из них вошли в состав дворянства, остальная масса разделила участь венгерских крестьян, т. е. была обращена в безгласных и бесправных крепостных людей. Пастухам же руссинским оставалось либо выселиться из страны, либо сделаться крепостными дворян, к которым уже перешла в это время лично принадлежавшая прежде королю выгонная земля, и образовать по примеру своих собратьев «крестьянские общины». Впрочем, они продолжали пользоваться одним преимуществом, которого не было у закрепощенных в это время членов оседлых скультециальных общин, именно — они удержали за собой свой особый автономный суд (конечно, по специальным делам своего сословия); эти суды — Hirtengedinge — держались довольно долго: еще в 1733 г. руссинские пастухи творили свой суд в Попраде [47]; Hirtengedinge обладали также и некоторой долей полицейской власти.
Итак, все руссинские вольности и привилегии исчезли и были позабыты, так же как и остаток свободы, которой пользовалось прежде и остальное крестьянство Венгрии. Что касается специальной роли Tripartitum в деле закрепощения крестьян, то мне кажется, что творение Вербецци сделало в истории венгерского крестьянства то же, что сделали Bauernordnungen XVI и XVII вв. в Германии, т. е. осуществило (вместе с декретом 1514 г.) и окончательно кодифицировало ту теорию, которая давно была уже властительницей дворянских дум, — теорию, по которой все Hörige и другие категории земледельческого класса должны были стать крепостными поместного сословия. Недаром Tripartitum пришелся так по вкусу всемогущему дворянству, недаром так усердно переводился и пропагандировался. Статьи [48] Tripartitum о крестьянском состоянии надолго сделались государственными законами, регулировавшими отношения между крестьянами и помещиками, если только тут уместно слово регулировать. Эти отношения получили совершенно определенный характер; крестьянин есть вещь (res) помещика и обязан перед ним безусловным повиновением и выполнением всех своих бесчисленных повинностей. В случае ослушания он подвергается самым суровым наказаниям.
46
Закон этот любопытен по своей редакции, которая скорее напоминает обвинительный приговор по уголовному делу, нежели законодательный акт: Quanquam omnes rustici, qui adversus Dominos eorum naturales insurrexerunt, tanquam proditores capitali poena essent plectendi. Ne tamen tanti sanguinis effusio adhuc sequatur et omnis rusticitas (
48