Репрессия была произведена очень жестокая, и решительно ни одно из сведений, передаваемых нам документами, не дает оснований думать, что репрессивные меры были хоть сколько-нибудь замедляемы со стороны властей. Начальник полиции, чуть не по часам извещавший короля о ходе дел, еще утром 28 апреля, когда ему донесли, что вновь собираются группы, предложил герцогу Шатле усилить отряды, оставленные на ночь в предместье, а сам поспешил в парламент (в верховном ведении коего находилась полиция в Париже), и там состоялось постановление против сборищ, которое немедленно должно было быть оглашено. Затем сейчас же были посланы войска в усиленном количестве в полной боевой готовности и даже с двумя пушками. Войска произвели несколько залпов из ружей в толпу, после чего бунтующие рассеялись, преследуемые солдатами. Попытки оказать войскам сопротивление были, но, конечно, при слишком неравных условиях борьбы не могли иметь никакого значения. Безанваль, со слов докладывавшего ему офицера, приписывал особенное значение тому обстоятельству, что солдатам уже велено было приготовиться к стрельбе из пушек, и эти приготовления способствовали успокоению толпы [21]. Но из пушек стрелять на самом деле не пришлось, и все легенды о том, что пушечные выстрелы «смели» толпу с улицы, не имеют в источниках никакого основания. Залпы же из ружей производились щедро, ибо толпа, даже безоружная и расстреливаемая в упор, подалась не сразу [22], а солдатам были отданы самые решительные приказы.
Сейчас же начались аресты. Судя по допросам захваченных, арестовывали кого попало, и сам начальник полиции вечером 28 апреля еще не знал не только кого именно арестовали, но и сколько вообще арестовано [23]. И сейчас же решено было дать примерный урок бунтовщикам; избиения, произведенного на месте, показалось по-видимому, недостаточно, — требовалась непременно торжественная и публичная казнь по суду.
2
Затруднение состояло в том, что этот бунт так стихийно и быстро возник и развился, что при всем желании невозможно было немедленно после усмирения найти вожаков. Арестовано было сразу несколько десятков человек, судя по записям в бумагах суда Шатле (Châtelet) [24], но, хватая наугад, в тюрьму привели много лиц, которые понятия не имели о том, о чем их спрашивали. Между тем уже в самый день возмущения Людовик XVI подписал приказ о передаче всего дела на суд прево Иль-де-Франса для суждения виновных без права апелляции. Этот приказ на следующий же день был зарегистрирован парламентом [25]. В самый день регистрации (29 апреля) королевский прокурор суда (так называемого Шатле) представил на суд прево двух арестованных, наскоро выбранных из числа прочих и выбранных затем, чтобы быть немедленно повешенными.
Первый подсудимый Пура (Pourat), поденщик, был арестован без шапки, и при обыске на нем оказались три рубахи, причем метки на двух обличали, что они взяты в доме Ревельона и Анрио. Допрос, произведенный комиссаром Гранденом, был короток; Пура показал, что он был пьян, что он не помнит, каким образом на нем очутились три рубахи, что обыкновенно он носит две, что он купил эти рубахи на рынке, что в разграблении Ревельона он не принимал участия и т. д. [26] Другой подсудимый был Жильбер, кровельщик, у которого в кармане был найден обломок зеркала. Он показал [27], что не входил в дом Ревельона, не принимал участия в разгроме, никого сам не возбуждал к бунту и его никто не возбуждал, ни от кого не получал денег, чтобы участвовать в разгроме, а кусок зеркала подобрал на улице (куда, как сказано, действительно, громившие выбрасывали из дома обломки мебели и утвари). Ни единого показания против Пура и Жильбера выставлено со стороны прокурора не было, но их губили «вещественные доказательства», ибо относительно других и этого не было. Оба были представлены на суд прево 29 апреля и приговорены к смертной казни через повешение. Весьма характерен самый приговор, произнесенный прево (Папильоном) [28]: «… названные Жан-Клод Жильбер и Антуан Пура объявлены должным образом настигнутыми и уличенными в том, что они принимали участие в сборище, возмущении и восстании, которые имели место вчера в улице Сент-Антуанского предместья и в других прилегающих улицах», причем в войска с крыш и из окон бросались камни, черепицы и прочее (приговор, однако, не гласит, что именно обвиняемые бросали в войска эти предметы); далее они уличены в том, что «вместе со многими другими проникли в дом частного лица, где произвели самые значительные повреждения и опустошения, и, кроме того, они сильно подозреваются в том, что украли различные вещи в названном доме, в погребе коего они были арестованы, — все это так, как указано в процессе; в возмездие они приговариваются быть повешенными и задушенными, пока не последует смерть» и т. д.
22
Нац. арх. С. 220–221, 28 avril. Письмо де Кроня к королю:… quoiqu’on ait fait feu à plusieurs reprises et qu’il y ait des personnes tuées et d’autres blessées, on n’a pu encore s’en rendre maitre.
23
Нац. арх. C. 220–221. Письмо помечено: 28 avril, dix heures du soir: Il y a plusieurs personnes d’arretés, mais je n’en suis pas encore le nombre.
24
Нац. арх. Y. 18795. Châtelet. Prévôté de l’Isle de France, juillet 1780 — janvier 1791, f. 444 и сл.
25
Нац. арх. Х.ib 8990. Parlement civil. Du mercredy vingt neuf avril 1789 du matin, la grande chambre assemblée… Monsieur le premier président a dit, que le procureur général du Roi venait d’apporter une déclaration du roi portant attribution au prévôt de l’Isle de France de la connaissance et jugement en dernier ressort des délits commis dans la ville de Paris le jour d’hier.
26
Нац. арх. Y. 13319, пачка Grandin, avril 1789, 29 avril 1789.
28
Нац. арх. Y. 10530. Cedule, Jean Claude Gilbert… a dit qu’il n’a point été dans la maison du Sr Réveillon, n’y commis aucun dégât, n’était point d’intelligence pour exciter la sédition, n’y a été excité par personne, n’a point reçu d’argent pour cela… etc.