Стоило властям хоть на минуту отвлечься каким-либо утешительным известием от вечных гнетущих забот о сырье, и оптимизму их нет пределов. В 1794 г. был на юге довольно хороший урожай оливок, и вот комиссия земледелия пишет сейчас же директориям южных департаментов приказ озаботиться насчет самого тщательного сбора оливок и возможно скорейшего получения оливкового масла [48]. «Вы поймете, как и мы, всю важность этой меры общественного спасения, которая в одно и то же время дает нам громадный запас превосходного масла для питания, для освещения и для удовлетворения нужд наших фабрик и мануфактур… Будем же продолжать доказывать деспотам и рабам, соединившимся против нас, что мы сами можем удовлетворять нашим потребностям и что свободный и земледельческий народ всегда непобедим». Все это писалось 22 сентября 1794 г… а отчаянные жалобы на отсутствие мыла, фабрикация которого приостановилась именно из-за недостатка оливкового масла, ничуть не прекращались до конца 1794 г. Оливковое масло было, но его прятали продавцы и не особенно усердно искали покупатели-мыловары: закон о максимуме тяготел над торговлей и нейтрализовал благие последствия урожая. Лица, даже радовавшиеся (и высказывавшие открыто свою радость) по поводу падения Робеспьера, ненавидевшие максимум, уже после 9 термидора продолжали утверждать, что оливкового масла без реквизиции не добьешься, так как владельцы спекулируют, и только силой можно у них вырвать этот товар [49].
Только с самого конца 1794 г. начинается некоторое (очень сначала слабое) улучшение в смысле притока сырья во Францию; объясняется это отчасти тем, что эксплуатация вновь завоеванных земель уже дает республике некоторые ресурсы. Для мыловарения, отчаянное положение которого мы старались выяснить выше, занятие Бельгии французскими войсками оказалось прямо благодатью: оттуда можно было получать минеральные масла, соду, рыбий жир [50]. Но лишь после отмены закона о максимуме бедствие стало несколько уменьшаться.
Ни мясо, ни хлеб не продавались в целом ряде департаментов по таксе; мыло исчезло почти вовсе, другие предметы цервой необходимости прятались владельцами. Таковы были итоги, констатированные властями в первые же месяцы после издания закона о максимуме.
В разгаре террора, в нескольких часах езды от Парижа, во всем департаменте Loiret, закон о максимуме, провозглашенный именно там, как мы видели, с такими широковещательными обещаниями, не исполнялся почти нигде, ни в деревне, ни в городах, и в главном городе этого департамента, в Орлеане, дело дошло до того, что как мясо, так и другие продукты стали необычайно редки и продавались почти втрое дороже максимальной цены (мясо — по 30 су вместо 12 су за фунт), и то достать их становилось все труднее [51]. Это все с гневом констатируется властями, которые, однако, ничего не могут поделать, кроме издания новых и новых суровых постановлений против нарушителей закона.
В ту же эпоху апогея террора, в последние дни перед 9 термидора, закон о максимуме не исполнялся в целом ряде округов, и тщетно власти грозили вновь и вновь мечом не только нарушителям закона, но и тем должностным лицам, которые проявят «преступную апатию» в деле репрессий; тщетно приравнивали недостаточность репрессий к государственной измене; тщетно прибегали и к увещаниям, указывая, что неисполнение максимума есть первый шаг к восстановлению старого режима [52], — ничто не помогало.
В конце июня 1794 г. Комитет общественного спасения счел себя вынужденным обратиться к комиссии торговли и снабжения припасами с укором, что закон о максимуме ежедневно нарушается и в магазинах, и на рынках. Комитет категорически предлагал комиссии озаботиться искоренением зла [53]. Комиссия после этого внушения разослала зависевшим от нее агентам, на обязанности которых лежало наблюдение за исполнением закона, циркуляр, в котором порицало этих должностных лиц за небрежное исполнение служебного долга, за недостаток суровости в репрессиях и напоминала, что такое поведение равносильно измене. В письмах не к агентам, а к органам местного самоуправления комиссия уже прямо не скрывала своего недоверия и грозно напоминала, что недостаточная суровость с их стороны к нарушителям закона навлечет на них самих подозрения [54].
48
Архив департамента Устьев Роны. Серия L, 177, стр. 30.
49
Архив департамента Роны. Серия L, 398–403.
50
Нац. арх. F12 1508.
51
Архив департамента Loiret. Серия Ln, связка № 22.
52
Ср., например, циркуляр (Архив департамента Нижней Сены. Серия L, связка № 1946)
53
Архив департамента Loiret. Серия Lm, связка № 181.
54
Архив департамента Loiret. Серия Lm, связка № 181.